Считая себя умершим, Сальварес вдруг совершенно ясно осознал, что остался в живых, и это неожиданное открытие едва не лишило его рассудка. С сильно заколотившимся сердцем офицер королевского флота сел на койке и огляделся. Он был в каюте не один. На досках палубного настила у противоположной переборки без чувств лежали рядом боцман «Санта-Каталины» Рикардо Кордеро и судовой писарь Маркос Мурито. Не передать той радости, какую испытал Сальварес при виде своих товарищей.
Вдруг боцман застонал, повернулся и толкнул щуплого писаря локтем в бок. От удара тот очнулся и открыл глаза.
– Что такое? – недоуменно пробормотал он, с трудом поднимаясь на ноги.
Они дрожали и подкашивались от слабости. Писарь пошатнулся и почти упал на койку рядом с Сальваресом.
Боцман тоже пришел в себя. Кряхтя, встал, придерживаясь за переборку обеими руками. Заметил писаря и командира галеона:
– Сеньор капитан? Где мы?
Тот, не зная, что сказать, пожал плечами. Некоторое время троица хранила молчание, разглядывая ничем не примечательный интерьер маленького душного помещения. Наконец, боцман Кордеро судорожно перекрестился, поднёс к губам висящее на шее распятие, с трепетом поцеловал и прошептал:
– Святая Дева Мария и Господь наш Иисус! Неужели мы спасены?
– Спасены, – повторил писарь Мурито и тут же с подозрением добавил: – Но что это за корабль? Куда он направляется?
Родриго Сальварес прочистил горло и с волнением произнес:
– Сеньоры, мы обязаны жизнью капитану и членам команды этого корабля. Если бы не они, наши тела давно бы покоились на дне моря.
– Да! – с жаром подхватил Кордеро. – И стали кормом для акул и прочих тварей.
Маркос Мурито поморщился от отвращения. По вполне понятной причине он недолюбливал акул и других морских хищников.
– Но послушайте, – нервная дрожь в голосе выдавала его волнение и страх перед неизвестностью, – мы даже не знаем, попали к друзьям или врагам? Посудина может оказаться французской, английской или, хуже того, варварийской! Представляете, какая участь нас ждет? Плен, издевательства, рабство. Где гарантия, что мы в безопасности? Кто вытащил нас из бушующих волн? Зачем? Что от нас потребует?
– Довольно, Мурито! – Сальварес строго взглянул на него. – Ваши причитания не к месту. Мы живы, благодаря отчаянным смельчакам, не бросившим нас в беде. Кем бы ни были эти люди, они спасли нас от верной гибели. И клянусь всеми святыми, я с радостью пожму руку их капитана, так как уверен, что он храбрый и достойный человек.
– Держу пари, ваше мнение на этот счет скоро изменится, – четкий звучный голос принадлежал молодому моряку, который только что вошел в каюту, оборвав тем самым разговор испанцев. – Приветствую вас, господа, – сказал он на чистейшем кастильском наречии, и те немного успокоились, признав в нем соотечественника.
В пользу этого говорила типичная внешность уроженца южной Европы. Причем один из лучших её образцов.
Поднявшись с койки ему навстречу, Сальварес подумал: «Испанец? Слава Богу! Это не враг». Мурито последовал примеру командира и тоже, охая, встал, сверля предположительного соотечественника недоверчивым взором. Тот в свою очередь испытующе смотрел на испанских моряков, не торопясь вновь заговаривать с ними.
Приятная наружность вошедшего сразу располагала. Лет двадцати пяти – двадцати семи, выше среднего роста, стройный, великолепно сложенный и мускулистый, наделенный изяществом в сочетании с силой и угадывающейся во всем облике отчаянной отвагой, он был на удивление красив. Густая шевелюра волнистых темно-каштановых волос обрамляла загорелое гладко выбритое лицо с классически правильными чертами. Благородство этих черт и природное обаяние невольно подкупали. Правда, от внимания испанцев ускользнула маленькая, но существенная деталь: в пронзительных зеленых глазах незнакомца мерцали искры холодного, далеко не дружелюбного огня. Их оттенял мрачный, элегантный наряд – черные камзол, штаны и сапоги с отворотами, украшенные воронеными пряжками. Единственным светлым пятном на этом фоне являлся небрежно распахнутый ворот белой рубашки, обнажавший крепкую шею, на которой красовался овальный золотой медальон на цепочке. Слева на поясе на черной кожаной перевязи в искусно отделанных ножнах висел палаш – сабля с прямым обоюдоострым к концу клинком, использующаяся на флоте как абордажное оружие. Приглядевшись внимательнее, за голенищем правого сапога можно было заметить рукоять кортика. Залихватский вид придавала молодцу поблескивающая в левом ухе крупная золотая серьга в форме кольца.