Со стороны высотки показалось три человека. Двое шли рядом, в немецких шинелях нараспашку, сопровождаемые солдатом с винтовкой наперевес. Когда подошли ближе, на плечах одного из пленных стали различимы полковничьи погоны.
— Вот это трофей! — удивленно воскликнул кто-то из артиллеристов.
— Знать, стала горбом выпирать победа у них, а?
Пленный полковник хотел было пройти мимо батарейцев, но Агеев четко скомандовал:
— Хальта!
Рослый украинец захохотал.
— Земляк зовсим нимцем зробывся!
Опережая пленных, Агеев отрапортовал:
— Позвольте доложить, товарищ комиссар? Так что сопровождаю двух пленных. Куда прикажете отволокти?
— Минуточку задержитесь, — проговорил Рождественский, присматриваясь к полковнику. — Как вы их прихватили?
— Обыкновенное дело, — весело ответил Агеев. — Этот вот, полковник, стрелял по мне. Я, конечное дело, сшибся с ним, скрутил. Говорит, права не имеете, — я полковник… А солдат, тот бойко по-русски… Все лепечет: «Я счастлив… я счастлив…». Давно он задумал, да ему случай не подворачивался. Мозоли на ладонях кажет.
Полковник слегка поморщился и усмехнулся, стараясь прищурить воспаленный глаз.
— Так, так, — сказал Рождественский, обращаясь к солдату. — Из какой части?
— Я штрафник, — ответил солдат.
— За что вы попали в штрафной батальон?
— Генерал Клепп арестовал девять человек. По его приказу троих расстреляли перед строем, а шестерых — в штрафной…
— Я спрашиваю — за что? — повторил Рождественский, не выражая особого доверия к словам пленного.
— Ротный комиссар сказал, что я плохой солдат и плохой немец. А я никогда не был плохим немцем. Плохой солдат — это вполне могло быть. Нет желания погибать за бешеного Гитлера… Теперь уже многие из таких, как я, вовсе не желают жизнью расплачиваться за маньяков.
— Зачем же на Кавказ пожаловал, любопытствую? — не вытерпел Серов. — Охоты нет погибать, сидел бы дома.
Переступив с ноги на ногу и горько усмехнувшись, солдат сказал:
— У меня не спрашивали, чего я хочу.
Разглядывая в упор пленного солдата, Рождественский испытывал непонятное, какое-то злобное раздражение. Оно возникло, наверное, от того, что перед ним стоял не грозный вояка, а замызганный, усталый солдат, в истоптанных ботинках, с длинными мозолистыми руками и с неумытым лицом, обросшим щетиной.
— Значит, отвоевался? — сказал Рождественский. — Я предвидел такой конец войны… Для себя, по крайней мере, — невозмутимо проговорил солдат. — У меня жена и дети, и я не желаю умирать.
— Предатель, — вяло и бесстрастно сказал полковник.
— Предатель тот, кто заставляет немецкий народ так позорно и бессмысленно умирать, — спокойно ответил солдат. — Не вы ли говорили, господин полковник, что наш батальон смертников является балластом на большом военном корабле? Господин фон Клейст решил выбросить нас за борт, чтобы придать устойчивость своему дырявому кораблю. О, я теперь понимаю, кто предатель и ради чего предается немецкий народ. С меня уже хватит, я отвоевался. Желание мое сбылось.
— А какое у вас желание, господин полковник? — с усмешкой спросил Рождественский.
— Я солдат, — сказал полковник после длительной паузы. — В круг моих обязанностей не входит отыскивание путей войны или мира. Я должен был командовать…
— И выполнять команду?
— Разумеется.
— Чем же это объяснить, что вы, полковник, и вдруг командуете батальоном?
Пленный молчал. Но Рождественский заметил, как едва уловимо у полковника дрогнули губы.
Все вглядываясь в пленного, Рождественский с удивлением отметил характерные черты, о которых он где-то, когда-то слышал. Долговязый и узкогрудый. Седые волосы, подстриженные ежиком. Лицо изможденное, морщинистое, но холенное. Только измятая и обвисшая шинель скрывала живот… «Да, это он!» — решил Рождественский.
— Итак, вы ничего не скажете в порядке приятного знакомства? — настойчиво спросил он.
Полковник пожал плечами.
— Мне нечего вам сказать, господин офицер…
— По крайней мере, рассказали бы о ваших успехах в районе Малгобека? — прищурясь, намекнул Рождественский.
Полковник удивленно взглянул на него.
— Не имел чести участвовать в боях за овладение Малгобеком, — возразил он.
— Да что вы? А пленных не расстреливали? Не притворяйтесь, полковник Руммер! Мажет быть, напомнить вам день и час вашего назначения командиром батальона штрафников?