Выбрать главу

— Н-да! — произнес он, насупив седые брови. — Чертов ключ… А все равно как-то придется брать его!..

— Придется, — отозвался Рождественский и оглянулся.

Батальона все еще не было видно — он двигался где-то по закрытой лесом седловине. Но затем он показался, медленно взбирающийся вверх по просеке, которая спирально поднималась к огромному, с вырубленным лесом плато. Издали волнообразное движение длинной солдатской колонны многое говорило ему, хорошо знавшему, какими тяжелыми могут быть грязные сапоги и сырая, давящая к земле шинель. Правда, скорое его обрадовало то, что следом за первым батальоном показался второй и третий. И затем позади шли колонны других полков. С ними двигалась легкая артиллерия и минометные подразделения дивизии. Лишь артдивизион из-за непроходимости застряли вместе с обозами.

— Через эту речушку — раз, два — и вперед — не прыгнешь, — проговорил Симонов, спускаясь со скалы на тропинку. — Идем, комиссар, к своим навстречу. Надо, чтобы за ночь люди и обсушились, и отдохнули. Благо, тут сколько угодно дров. На вершине не будет видно огня, пусть разводят костры.

И они медленно зашагали вниз, поглядывая изредка в темнеющее небо. Уже исчезли последние лучи солнца, скрывшегося за висевшей над лесом свинцово-тяжелой линией горизонта.

* * *

На ночной отдых батальон расположился между швырковых штабелей. А дрова-то какие!.. Просохшие и горели они с треском и гулом. Люди толпились вокруг — кто выжимал портянки и развешивал их поближе к огню, кто просушивал шинель. Потянуло испарениями и знакомым душком подгоревшего сукна. В котелках уже бурлила вода. Одни готовили чай, а которые потерпеливей, — те крошили в кипяток брикетики пшеничной каши. Потом кидали туда мелко нарезанные кусочки бараньей солонины — пусть мясо проварится малость.

Тем же занимались и Магура с Леной. А Рычков, отломив с четверть буханки хлеба и наткнув на палку, поджаривал его над огнем, медленно поворачивая.

— Дымом же будет пахнуть, Коля, — заметила Лена, помешивая ложкой в котелке.

— С дымком, это не беда, — согласился Рычков, жмурясь от близости к огню. — Ку-уда там торт!.. Разве есть что-нибудь на свете лучше куска поджаренного хлебца? Эх, ржаной ты хлеб наш насущный… Сольцой припорошим его да с горячим чайком… И гляди-ка с каким вкусом повечеряем сейчас!..

— Вот только жаль, что у нас нечем кипяток заварить, — сказала Тамара Сергеевна. — А вообще, горяченький чаек — хорошее дело в таких условиях, как здесь, в этих проклятых горах.

— Как это — заварить нечем? — возразил Рычков. — Вот когда проходили по берегу моря, в Джгубге я наломал в заброшенном саду черешков от малины. Дома у нас, бывало, бабушка заваривала кипяток этими малиновыми стебельками. И ничего себе, попахивало вкусно.

Вепрев, с треском разжевывая бараньи хрящики, говорил ворчливо:

— Черт возьми, кусок бы свежей, хорошо прожаренной баранины, таковая снедь была бы сейчас как нельзя кстати!.. Как дома, бывало, в известную пору…

— Подобные воспоминания сейчас, товарищ Вепрев, лишены всякой практической ценности, — заметила Тамара Сергеевна.

— Ишь ты, — дуя себе в кружку на горячий чай, усмехнулся Рычков, — чего захотел человек. А сам, смотрите, работает зубами, точно тот волк, только косточки похрустывают!

— Избаловали тебя в госпитале, Митя, — вставил Серов. — Солонина, видите ли, не нравится. Раньше, как я помню, ты не заводил разговоров о бифштексах.

— Да что вы напали на человека, — заступилась Лена. — Признайтесь откровенно: ведь никто из вас не отказался бы от хорошего куска свежей баранины?

— А где же взять-то баранину? — пробурчал молчавший до сих пор Агеев. — Эх, ха-ха, — вздохнул он. Затем, тщательно собрав с полы шинели крошки хлеба и отправив их себе в рот, продолжал лениво: — Вот кабы вышли мы в Кубанскую степь, — там дело другое, там баранина будет.

* * *

Симонов и Рождественский в это время обходили расположение рот — нужно было проверить, как выставлены посты. Люди уже начали приспособляться спиной к спине, чтобы в сидячем положении уснуть на дровах. Еще кто-нибудь сгорит этак если не предупредить; сухие дрова потрескивали, стреляли искрами — достаточно одной крохотной, чтобы солдатская шинель осталась без полы.