— Вы знали… знали моего мужа?
Котиков перевел вопрос на греческий язык.
— Вася! — не задумываясь воскликнул англичанин. — Васька?
Женщина тихо охнула и припала к груди человека, который был другом ее мужа, воевал вместе с ним и, может быть, видел последние мгновения жизни ее Василия Кузьмича. Они долго стояли молча. Затем к ним медленно подошли мужчина средних лет и мальчик лет десяти-одиннадцати.
— Мой сын и внук, — тихо произнесла женщина и обернулась к Котикову. — Вы не из наших будете?
— Из наших, Мария Федоровна, из наших, — последовал ответ. — Журналист из Москвы. Вы говорите, спрашивайте, Мария Федоровна, я переведу. Мистер Джекобс, вы уже знаете, из Англии. Наш большой друг. Воевал вместе с вашим мужем. Рядом знаменитый греческий певец и композитор Никос Ставридис. Он тоже воевал в отряде, где был Василий Кузьмич. Так что вы, Мария Федоровна, смело спрашивайте что хотите.
Женщина закивала, поднесла платок к глазам, потом подошла к Никосу и тоже уткнулась ему в грудь.
— Мы много слышали о вас от Васи, — сказал Никос. — И давно хотели с вами встретиться.
— Далеко мы друг от друга, — произнесла жена Васи. — Далекая она, Сибирь.
— Сейчас ничего не далеко. Для друзей, конечно, — улыбнулся Никос.
— Мы с сыном знали, что у Василия Кузьмича есть друзья-товарищи в Греции. Но встретить не надеялись. Столько лет-то прошло, почитай, жизнь целая.
Котиков переводил.
— Мы всегда готовы помочь вам, — сказал Никос.
— Спасибо, спасибо. Я здесь с сыном и внуком, да и с остальными приехавшими как одна семья. Сегодня вспомним своих… незабываемых. Приходите…
Котиков быстро кивнул, от имени своих друзей принял предложение после кладбища собраться в гостиничном номере.
Англичанин прислушивался к разговору и внимательно разглядывал внука Васи. Его поразило сходство мальчика с дедом — такое же округлое лицо со вздернутым носом, припухлыми губами и глазами-щелочками. А у сына Василия были руки рабочего человека, такие же, как у отца.
— Кузьма… Кузьма Васильевич, — представился он и крепко пожал руки англичанину и Никосу…
— Кузя, — улыбнулся англичанин. — Вася так называл своего сына.
— Вася, — по примеру отца представился мальчик и тоже протянул руку.
— Василий Кузьмич? — уточнил англичанин с таким выражением на лице, будто сделал большое открытие.
— Василий Кузьмич Иванов, — с серьезным видом подтвердил мальчик.
— Жизнь продолжается? — Англичанин окинул взглядом родных своего друга.
— Выходит, так, — пробасил сын Васи — Кузьма.
— Ради жизни сколько же было жертв! — с волнением произнес Шерлок Джекобс.
— Смерть ради жизни, — сказал Кузьма.
Когда Котиков перевел эти слова, англичанин долго смотрел на этого простого русского человека, который так мудро рассудил совершенное его отцом на чужой земле. Смерть ради жизни. Как байроновское: «И смерть в победу превращать!»
В номере, который занимала семья Ивановых, быстро был накрыт стол.
— Приезжайте к нам в Сибирь на пельмени, — пригласила Мария Федоровна новых друзей.
Она кивнула внуку, и тот подошел к мистеру Джекобсу, протянул ему фотографию.
— Дядя, это вы написали моей бабушке? — неожиданно спросил он по-английски.
Мистер Джекобс взял старую фотографию — явно любительский снимок, на котором была запечатлена незнакомая молодая женщина. Долго разглядывал, потом посмотрел на обороте. Байрон! Стихотворные строки на английском языке. Почерк тоже знакомый. Правда, чернила поблекли, многие буквы и слова еле различаются, но почерк… Внезапно англичанин хлопнул себя по лбу, еще раз посмотрел на стихи и стал громко читать:
Мистер Джекобс поднял голову, посмотрел на бабушку этого говорившего по-английски мальчика. Мария Федоровна смахивала ладонью слезы. Боже, это же Машутка, как называл Вася свою жену, а надписал байроновские строки он, Шерлок Джекобс, когда русский друг первый раз показал свою избранницу, свою любовь, которая вместе с маленьким сыном ждала возвращения мужа домой! На снимке молодая женщина в простой крестьянской одежде, казалось, вот-вот улыбнется, хотя глаза ее были заплаканные. Англичанину тогда вспомнились байроновские строки о слезах и улыбке, и он попросил счастливого обладателя фотографии разрешения оставить на память стихи. Да, это было тридцать лет назад. Перед самым отъездом английского офицера Джекобса из Греции, вернее, его ссылки в аравийские пески. Но как эта фотография, бывшая у Васи, оказалась теперь у его жены? Шерлок Джекобс вопросительно посмотрел на Марию Федоровну, но внук опередил ее, сказав по-английски: