После освобождения Никос много раз приходил на этот «островок свободы» поклониться подвигу и памяти «девушки в белом». С большого фотопортрета на него задумчиво и вопросительно смотрела Ниса, словно спрашивая: все ли она сделала в трагический час Политехники? За Никоса ответил Шерлок Джекобс, будто почувствовав во взгляде Нисы вопрос, обращенный к ее друзьям:
— Я только что видел на большом щите слова, написанные знаменитым греческим поэтом и моим другом, о том, что у этих поваленных ворот мы снова даем клятву бороться до последней капли крови во имя жизни и свободы. Эта девушка, которая первой отдала свою жизнь, как греческие героини древности, кажется мне розой, не успевшей расцвести. Нет, не только греки, все человечество не забудет подвига «юной гречанки.
Англичанин опустился на колени и бережно положил на могильный холм цветок.
— Из Месолонги, — тихо произнес мистер Джекобс. Ярко-красный, как капля крови, полевой цветок был полузасохшим, но бархатная плотность и блеск лепестков делали его вечно живым маленьким чудом природы.
Никос крепко сжал руку Джекобса, с волнением сказал:
— Наш Еврипид говорил, что подвиг не умирает с героем, а переживает его. Так стало с Байроном. Так будет и с Нисой, со всеми героями. Спасибо тебе, Шерлок, за этот вечно живой цветок.
Котиков вспомнил, что англичанин взял с собой, несколько цветков с места гибели Байрона в Месолонги, подумал, что тот увезет в Лондон эту дорогую реликвию, но вот, оказывается, один из них Джекобс принес с собой в Политехнику, положил на могилу Нисы Гералис.
По радио выступали оставшиеся в живых участники восстания в Политехнике. Диктор назвал имя молодого поэта Александра Сарандиса.
— Сын Рулы, — заметил Никос.
Поэт сказал, что прочтет стихи своего учителя, который одним из первых поспешил на зов восставших студентов.
— Это стихи о подвиге греков в борьбе с фашизмом, — объяснил он и стал декламировать:
По радио уже выступал другой поэт, а трое друзей словно вслушивались в отзвуки только что услышанных стихов. И не заметили, как к ним молча подошла седая женщина — мать Александра Сарандиса.
— Рула! — первым заметил гречанку англичанин.
Рядом с Рулой стоял незнакомый седовласый мужчина.
— Мой брат, — представила его Рула.
— Мы слышали ваши стихи, — обрадовался англичанин. — И думали, что Александр прочтет по радио…
— О, мы условились, что это сделаю я, — быстро ответил поэт. — Очень рад, что познакомился с вами, товарищи. Мне пора к микрофону.
— Можно и я с вами? — спросил мистер Джекобс.
— Такому гостю мы будем очень рады, — сказал поэт и вместе с англичанином направился к входу в институтское здание.
Никос и Котиков остались на площади. Через некоторое время услышали, как поэт объявил, что вместе с ним в институтской радиостанции находится гость из Англии, известный ученый-эллинист и исследователь творчества Байрона Шерлок Джекобс. Котиков невольно посмотрел на маленькое кроваво-красное пятно — бархатный цветочек из байроновского Месолонги, алевший среди моря других цветов. А над площадью уже гремел голос английского гостя:
Затем Шерлок Джекобс объяснял, почему он начал с этих строк Байрона:
— Еще раз Афины рухнули ровно год тому назад! Когда танки пошли на штурм самой сильной и самой красивой крепости в городе. От их таранного удара рухнули не только эти железные ворота, которые вечно будут напоминать о позорном деянии вандалов нашего века. В субботний день 17 ноября рухнули Афины, а под их руинами остались фашистские временщики. Сегодня мы возлагаем цветы на могилы греческих героев, и слезы застилают нам глаза. Сегодня мы клянемся памятью вечно живых героев Политехники, что фашизм не пройдет!