— А это Хтония. Узнаешь? — спросил Никос, и Елена увидела рядом с ним незнакомую, словно она никогда ее раньше и не встречала, худую, с заметной сединой в волосах, со строгим и удивительно спокойным лицом женщину.
Хтония протянула ей руку.
Несколько минут, всего несколько мгновений, а сколько встреч, сколько воспоминаний!
Самандос глухо пробурчал:
— Гостью неплохо бы и усадить. Накинулись как пчелы на мед. За сценой поговорите. Да и антракт кончается.
Но воспользоваться этим советом не пришлось. К ним направлялись двое мужчин.
— Наши советские друзья, — сказал Никос и двинулся навстречу гостям.
И по тому, как он тяжело переставлял ноги, Елена уже не сомневалась, что Никос из Макронисоса вышел инвалидом.
— Очень рад, — сказал первый из гостей, — Николай Романов. Только учтите, не самодержец, не царь, а простой советский человек.
Люди кругом заулыбались.
— Таких, как я, у нас двести с лишним миллионов, — заметил русский. — И один из них — наш советник по торговым делам Сергей Арамян.
Елена протянула им руку, с улыбкой сказала:
— Был бы здесь советник по культурным делам, посоветовала бы ему показать вашим зрителям Никоса.
— Могу обрадовать госпожу Киприанис, что гастроли певца Никоса Ставридиса состоятся в нашей стране в конце этого года, — сообщил Арамян.
— А вы бывали у нас? — поинтересовался Романов у Елены.
— Меня вы не приглашаете. Я бездомная бродяга. Гречанка, а живу в Париже, Риме, Лондоне…
— Но вас хорошо знают в нашей стране, — заметил Арамян. — Я видел пластинки с записями ваших песен.
…Елена была уверена: вряд ли такой рассказ польстил бы самолюбию, гордыне экс-короля.
— Ну и бог с ним! — воскликнула она и дала себе слово больше не вспоминать об этом.
НЕТ КОНЦА ДОБРОМУ ПРИМЕРУ
Напасть на след налетчиков в белых халатах помогли несколько пирейцев, запомнивших автомашину, на которой те быстро скрылись. Сыграло свою роль описание примет одного из них, сделанное Алексисом. Этот тип, узнанный Алексисом, и был первым арестован. Он долго отпирался, говорил, что никогда не был в Риме, но когда ему прокрутили старую киноленту, кем-то случайно заснятую в день подготовки покушения на двух греческих певиц в черном и красном, и арестованный увидел себя, ему ничего не оставалось, как признаться.
— Как только агент Пацакиса увидел себя на экране, он даже вскрикнул от неожиданности, — рассказывал главный следователь депутату парламента Никосу Ставридису. — Ну а когда мы сказали, что его шеф арестован и его будут судить по всей строгости, то у него исказилось лицо, он замычал, замахал руками…
— История в больнице тоже имеет отношение к его шефу? — спросил Никос, хотя до разговора со следователем подозревал, что и к этому делу приложил руки Ясон Пацакис.
— Все арестованные подтвердили, что выполняли поручение близких к шефу людей.
— Для какой цели?
— Они не знают, но один из них высказал предположение, что, может быть, для обмена министерского наследника на арестованного шефа.
— Похоже на Пацакиса, — сказал Никос.
Сам Пацакис при допросе в тюрьме Коридаллос категорически отрицал свою причастность к неудавшемуся похищению сына министра и к автокатастрофе. Четверо арестованных тоже отрицали свою причастность к автокатастрофе, но, когда им сказали, что чистосердечное признание может смягчить наказание, навели на след других агентов — подручных шефа, которые, однако, тоже наотрез отрицали свое участие в этом деле. Кое-кого из следователей вполне устраивал такой поворот дела. Этих подозрительных типов уже хотели было отпустить, но еще один парламентский запрос депутатов левых партий вынудил отменить такое решение. Под нажимом общественности во главе следствия был поставлен опытный юрист — член партии «Всегреческое социалистическое движение» (ПАСОК), который в годы хунты просидел долгое время на острове Юра. Он и объяснил своему давнему знакомому и «коллеге» по острову смерти Никосу Ставридису сложившуюся ситуацию.
— Как реагирует на случившееся отец Алексиса? — поинтересовался Никос.
— Несколько… странно, — прозвучал ответ.
— Он-то должен быть в первую очередь заинтересован в разоблачении тед, кто стоял за бандитами, хотевших сперва устранить, а потом похитить его сына, — недоумевал Никос.
— Он предпочитает не поднимать шума и, главное — не делать далеко идущих политических выводов.
— Какие же выводы его устраивают?
— Настаивает на версии, что четверо вымогателей хотели заработать на похищении сына министра.