— Политическую акцию представить как банальную уголовную историю?
— Да, напрашивается такой вывод. И это обстоятельство затрудняет следствие. Ведь Пацакис и четверо других арестованных категорически отрицают политический характер дела, ссылаясь на заявление одного из пострадавших.
— И Алексис, вероятно, оказался в затруднительном положении?
— Он твердо стоит на том, что, с его точки зрения, была заранее подготовленная политическая акция.
— Надо надеяться, что следствие учитывает позицию человека, жизнь которого дважды в течение нескольких дней подвергалась смертельной опасности?
— Разумеется, учитываем, но должен признаться вам, что на ход следствия оказывается… давление. К сожалению, это обстоятельство я вынужден учитывать.
Разговор с главным следователем оставил тяжелое впечатление. Никоса тревожило, что желание объективно вести следствие наталкивается на чье-то упорное сопротивление, и в такой ситуации нетрудно догадаться, к каким результатам это может привести. Если следствие «учтет» давление «солидных верхов» — согласится с версией об уголовном, а не политическом характере преступления в Пирее, — это может в определенном смысле повлиять и на будущий судебный процесс над главарями хунты. Допустить, чтобы процесс, которого требует и с нетерпением ждет общественность, был бы заранее обречен на провал, нельзя. Во имя справедливости и памяти погибших участников антихунтовского сопротивления. Поэтому Никосу Ставридису опять пришлось отложить творческую работу и включиться в борьбу за то, чтобы совершенные агентами хунты преступления квалифицировались как политические, антинародные и соответственно с этим судить главарей хунты и их многочисленных пособников. Левые силы организовали кампанию протеста против давления на следствие.
После долгих проволочек, частых откладываний слушания дела суд над главарями хунты все же начался. В группе иностранных журналистов Юрий Котиков приехал к зданию тюрьмы Коридаллос и у входа случайно встретился с Еленой Киприанис.
— На фасаде этого здания не хватает цицероновского изречения о том, что нужно воздавать каждому свое, — сказала она. — Или же шиллеровское, что злому злой конец бывает.
В большом зале суда Елена и Котиков сели рядом.
— Вы всех этих знаете? — спросил журналист, кивнув на места для подсудимых.
— Всю волчью свору нет, только нескольких вожаков.
В зал длинной цепочкой вошли подсудимые. Елена тихо называла их имена своему соседу:
— Пападопулос… Паттакос… Макарезос… Йоаннидис… А вот и этот… Пацакис.
Котиков увидел, что Ясон Пацакис бросил быстрый взгляд на Елену, но сразу же сделал вид, что не узнал, продолжая кого-то искать среди публики. «Черные полковники» и генерал Йоаннидис сидели на последней скамье, совсем близко от, Елены и Котикова, были им хорошо видны… Но во время процесса все внимание было сосредоточено на небольшом возвышении, на которое поднимались для допроса свидетели: очевидцы, родственники, бывшие подчиненные подсудимых… В первый день суда перекрестно допрашивались главари хунты и их первые жертвы, среди которых были бывшие депутаты парламента, члены правительственных кабинетов, военные чины…
— Если бы вместо судебного зала это была бы учебная аудитория, — наклонилась Елена к Котикову, — показалось бы, что идет урок анатомии.
— Анатомии хунты?
— Анатомии предательства.
Судьи, представители обвинения, многие свидетели вскрывали действительно анатомию предательства — секреты, механику, коварство хунты… Назывались имена прогрессивных деятелей, которые были в «самом черном списке хунты», подлежавших физическому уничтожению. Среди первых жертв значился и певец-коммунист Никос Ставридис. Когда было произнесено имя грека, который с группой «радистов» вел передачи против хунты, Пацакис не удержался, повернулся в сторону Елены. Их взгляды встретились. И Пацакис не выдержал — первым отвел глаза, с показным равнодушием уставился на судей.
В работе суда был объявлен перерыв. Елена и Котиков оказались в тесном проходе, который вел в тюремную половину здания — туда, где находятся подследственные. Один из охранников предупредительно поднял руку, дескать, дальше хода для посторонних нет. Елена и ее спутник повернулись и увидели, как по проходу ведут подсудимых. Последним шел Ясон Пацакис. Елена в упор смотрела на своего давнего знакомого и врага. Поравнявшись с Еленой, Пацакис еле кивнул и тихо произнес:
— Вы опять вспомнили свою родину?
— Я приехала посмотреть на тех, кто ее предал, — последовал ответ.