В больнице тяжело больной археолог вел себя мужественно, он спокойно воспринял даже сообщение, что может быть прикован к постели навсегда. После того как Елена прочла ему строки из книги русского писателя — о смысле жизни человека на земле, — Джордж попросил привезти его боксерские перчатки. Елена не спросила, зачем ему они понадобились. «У него будет сдой бой», — подумала она с уважением о человеке, который так внезапно вошел в ее жизнь. Теперь она точно знала, что поистине нет конца доброму примеру.
ЗЛОМУ ЗЛОЙ КОНЕЦ
Далеко от своей родины — в Париже Елена физически ощутила, как над Афинами опустилась ночь фашизма. Казалось, в день ее рождения — 20 апреля, когда в маленьком особняке около Булонского леса собрались самые близкие и дорогие люди, ничего не предвещало того, что Эллада вновь будет ввергнута в долгую ночь. Но рано утром радио принесло трагическую весть — на рассвете 21 апреля 1967 года власть в Греции узурпировала военная хунта неофашистов.
До этого рокового часа было весело и непринужденно во временном парижском обиталище Елены Киприанис. В памятный апрельский вечер было очень оживленно: во всех комнатах зажглись огни, оттуда доносились песни, веселый разговор… Новый привратник Жан — боевой друг погибшего в годы Сопротивления Пьера — вместе со своей женой то и дело бегал в кладовую и на кухню, щедро потчуя гостей. А гостей было много. Словно заранее сговорившись, они съехались в Париж из разных мест. Из Лондона приехал мистер Джекобс, из Египта — певица Акифа, из Милана — давняя подруга, балерина Сильвана, а из Греции — маленький ансамбль музыкантов, который гастролировал в Париже; среди них была Лулу, несказанно обрадовавшая Елену. И еще приехали русские — молодые родственники «красной княгини» Марии и других эмигрантов из знаменитого «Русского дома», которые погибли в годы Сопротивления. Все они помнили о дне рождения Елены Киприанис. Гости знали, что вот уже несколько лет — после смерти ее учителя и наставника Ланжевена — в этот день она обычно не бывает дома, гастролирует, а нынче осталась в Париже, отказавшись от нескольких предложений продюсеров. Сама Елена не ждала гостей. Ей казалось, что, кроме отца и маэстро Ланжевена, да еще Никоса, никто никогда не знал точно о дне ее рождения. Из оставшихся в живых лишь Один человек мог вспомнить и, как всегда, поздравить ее телеграммой или телефонным звонком из Афин. И вдруг такое нашествие: приехали самые даяние, самые желанные друзья. Не было только Никоса. Он прислал поздравительную телеграмму из Афин и еще сообщил: скоро собирается в Россию, где встретится с греческим музыкальным ансамблем, с Лулу, и все вместе они дадут долгожданные концерты. Всех огорчило отсутствие Никоса. Особенно сожалел об этом Джекобс.
— Я перевел стихи друзей Никоса по Макронисосу, чтобы он послушал, как они звучат на языке Байрона, — горячо говорил он. — Муза Сопротивления — это самая яркая и трагическая страница в мировой поэзии нашего века. Она не только рассказывает о том, что было, но и предупреждает о новой опасности. Да, опять стало тревожно в Греции. Не нравится мне эта чехарда с правительственными кабинетами, с переменами премьеров… Как, интересно, сейчас там Никос? Это хорошо, что он собирается в Россию. Там, уверен, очень полюбят его голос…
Словоохотливый англичанин не отходил от Лулу, рассказывая о том, как вместе с Никосом и Хтонией он воевал с фашистами, когда Лулу была совсем малышкой, он подружился с Никосом и гордился этой дружбой, что дети, внуки Джекобса и Ставридиса должны тоже дружить, потому что без братства честных людей трудно одолеть врагов свободы и демократии.
Дружно и вдохновенно гости пели греческие, французские, русские, английские, арабские песни.
— С таким ансамблем все продюсеры мира заключили бы контракты на сто лет вперед, — сказала Елена.