Почему же после телеграммы в Париж у супругов Ставридисов испортилось настроение? Не из-за дочери ли, которая в Париже? Спросить бы будто невзначай, но что могут подумать ее родители: по какой, мол, причине интересуется парень Лулой? Ведь Самандос лишь два раза видел и слышал пение Лулы да перекинулся однажды несколькими словами с девушкой после ее выступления в «красном поясе» Афин. Да, никакая это не причина. Но так хочется спросить! Конечно, это можно назвать легкомыслием, мальчишеством, но что поделать, если парень с первого взгляда влюбился в Лулу. Уж кто-кто, а дядя Никос знает, какое это большое чувство, о котором обычными словами и не скажешь. Самандос гордился знакомством с самим Никосом Ставридисом, близкими, дружескими отношениями, знаменитого певца с Самандосом-старшим. Знал из рассказов отца об истории любви Никоса и Хтонии, о том, какие трудности надо было преодолеть двум влюбленным, чтобы соединить свои жизни.
А какая она — любовь Самандоса? И что общего у него с Лулой? Правда, их родители большие друзья, участвуют в общей борьбе, но Лулу отличает от Самандоса завидная популярность ее песен в рабочих пригородах Афин. А он просто сын их большого друга, ничем особым себя еще не проявивший, обыкновенный парень, который больше помогает отцу в уютной кофейне, чем в организации тайных собраний, маршей протестов и мира, в сборе средств для узников лагерей на островах смерти… Но кому и как сказать, что он, Самандос, не только носит гордое имя отца, но готов ринуться в самую опасную схватку, драться за людей, которые собираются в кофейне отца, драться за свою любовь!
— Самандос, ты знаешь легенду о семи девушках и семи юношах? — нарушил молчание Никос.
После мучительных раздумий, вернее, разговора с самим собой Самандос не мог так быстро переключиться и ответить. Вопрос повис в воздухе.
— Что-то не припомню, дядя Никос.
— Посмотри направо, может быть, вспомнишь. — В голосе Никоса было легкое дружеское подтрунивание.
Машина мчалась вдоль берега моря. Дорога как дорога, море как море — ничего примечательного.
— Почему море называется Эгейским, знаешь? — опять спросил Никос.
— Я весь внимание, дядя Никос, — дипломатично ответил Самандос.
— Что это ты заладил «дядя Никос» да «дядя Никос»? В старики меня записал? А самому сколько, а? Постарше нашей Лулы?
Если бы высокая гора слева вдруг поползла в сторону автобана, это не заставило бы Самандоса так сильно вздрогнуть, как последняя фраза Никоса. «Он разгадал мои мысли!» Пронзившая мозг догадка лишила Самандоса дара речи.
— Самандос, дядя Никос, кажется, задал тебе кучу вопросов? — опять вывел его из замешательства голос певца.
— Никос, он же за рулем, — заметила Хтония.
— Ну тогда, — согласился Никос, — послушай легенду, которую сложили древние эллины. Молодым грекам это знать не мешает.
«Сорвался разговор, — опять мелькнула у Самандоса тревожная мысль. — Сорвался разговор о Лулу! Какой я плохой дипломат! Просто болван!»
— Да, кстати, у нас появился новый знакомый, молодой советски журналист Котиков, — сказал Никос. — Совсем недавно он у нас, а столько эллинских легенд знает, что многие в Греции могли бы позавидовать.
И Никос начал пересказывать легенду. Самандос весь обратился в слух, чтобы не пропустить ни одного слова или внезапного, вопроса Никоса и Хтонии.
Легенда была о том, как Тесей, один из древних афинских героев, решил спасти семь девушек и семь юношей, которые должны были стать очередными жертвами могущественного царя Миноса, правившего на Крите. Это была дань царю. Жертв запирали в огромном дворце-лабиринте, и чудовище с туловищем человека и головой быка — Минотавр — пожирало несчастных девушек и юношей. Когда очередные жертвы были готовы для отправки на Крит, Тесей вместе с семью девушками и семью юношами тоже отправился туда, чтобы вступить в единоборство с чудовищем. Тесей смелостью и хитростью победил Минотавра в лабиринте, но навлек на себя страшный гнев царя Миноса и вынужден был немедленно спасаться на быстроходном корабле. Отплывая на Крит, Тесей обещал отцу, что в случае победы над Минотавром черные паруса на его корабле будут заменены на белые. Но забыл об этой договоренности. Старик Эгей увидел приближающийся корабль с черными парусами, понял, что его сын погиб на Крите, бросился с высокой скалы в море. С тех пор море и называется Эгейским.
Впервые услышанная легенда произвела большое впечатление на Самандоса. Но Хтония сказала: