Среди кучки людей, только двое внушали ему серьезное опасение: одним из них был дремавший наемник. Этот бывалый, видавший виды головорез, даже не потрудился снять кожаную куртку, с нашитыми на ней железными бляхами, усиливавшими ее защиту.
Принадлежащий ему, короткий меч дополнял необычный клинок для левой руки с наручем для ее защиты. Если во время налета он вырвется из конки, то преминет воспользоваться ими.
А вот вторым молодчиком, заинтересовавшим подсыла, был молодой кавалерист, офицер — турмарх, откровенно пялящийся на девушку.
Девица была не одна, она видимо ехала с пожилой женщиной, своей тетей, которая спала сидя, положив голову на плечо молодке. Девушка успешно делала вид, что не замечает заинтересованных взглядов бравого офицера и прыщавого юноши, скромно забившегося в угол.
У юнца все пальцы были в выцветших чернильных пятнах, видимо студиоз, усердно грызущий гранит науки в лицее. С него много не поимеешь, да и опасности он не представляет, а вот двое вояк, внушали явное опасение.
Турмарх, ясное дело, перед запуганным взором девицы, при налете, естественно сам схватится за оружие. А наемник, ежели где-то зашиб деньгу и везет ее с собой, сам легко набросится на варнаков, это — еще тот бродяга. Угораздила его поганая жаба, сесть именно на эту конку, с досадой подумал варнак про прожженного наймита. Нет чтобы с другой конкой поехать, а вместо него везли бы дряхлого старца с кошелем, полным серебра.
Среди остальных путников, неплохой добычей был тучный таньшанец, облаченный в желтое шелковое одеяние, с вышитыми красными фигурами невиданных зверей, монотонно перебиравший четки. Четки были необычные, каждая из них была величиной с половину кулака, выточенные из кости. Все они были изрезанны черточками, изображая что-то. Сивак, заинтересовавшись и прищурив глаза, попытался разглядеть, что на них было вырезано. Тряска конки и покачивание четок — все никак не давали ему возможность разглядеть высеченные в кости изображения.
Соседом таньшанца был пожилой раввенец, весь морщинистый, словно древесный гриб. Он изо всех сил пытался разговорить рослого мастерового-каменщика, ехавшего, как тот пояснил, на поиски работы в Мориту.
Древесный гриб с жаром расписывал тонкости своей работы:
— Дык вот, чего я втолковываю. Главное окурить их дымом, они тяжелеют и, руками не махай, они этого шибко не любят. А хороший медок все жрут, особливо любят его на Западе. Вот я и еду в Мориту, грят, градоправитель шибко медосборов уважает? Верно грят?
Смуглый таньшанец с презрением смотрел на раввенцев, брезгливо щуря свои узкие глаза. Подсыл заметил у него ногами резной ларец, из красного дерева, окованный медью. Он не отправил его наверх к остальному багажу, видимо, опасаясь за сохранность. Хороший признак: судя по легкому приятному благоуханию, исходящему от ящичка, было ясно, что таньшанец — торговец редкими специями и благовониями, а в этом ящичке у него образцы товаров.
Намечался недурственный куш для Сивака и его подельников. Сам ларец уже немалого стоил, а его содержимому скупщик краденого, будет только рад вдвойне.
— Так вы, значит, до самого конца едете? — с выражением искреннего дружелюбия поинтересовался он у медосбора, в каком-то смысле этого слова — своего коллеги. Только он обирает зажравшихся путников-торгашей, а этот раввенец обдирает бедных трудяг — пчел, присваивая собранный ими мед себе. Спрашивается, в чем и какая между ними разница, им варнаком, и этим подлым грабителем летающих насекомых.
Ну, ничего, воздадутся тебе слезы бедных разоренных пчел, если они у них есть, конечно.
Туда же в Мориту, направляется. Не хватает столице одного сановного любителя меда, теперь еще и этот охотник за сладким туда же рвется.
Медосбор, обобравший жужжащих пчел и, не подозревая, что скоро сам станет предметом разбоя, с охотой отозвался:
— Да в Морите брательник обосновался, у племяша свадьба скоро. Вот еду, медок с собой везу. На конку потратился, заодно гляну на известную всем ярмарку меда!
Такой пожилой человек не доверит банковскому векселю свои гроши, небось серебришко в поясе зашито. Сивак, с затаенной радостью размышляя о том, что на свадьбу тот верняк едет не пустой мошной, радушно согласился:
— Хорошее дело — пчелы!
Добытчик сладкого лакомства с радостью поддержал излюбленную канву для разговора:
— Все любят мед, но надо, чтобы пчелы ничего не подозревали! Главное, чтобы это были правильные пчелы.
Немного ошеломленный такими тонкостями ремесла собеседника, Сивак изумлено переспросил его:
— А разве бывают неправильные пчелы?
Медосбор, видимо вспомнив что-то неприятное из своего будничного занятия, нахмурился и, потерев поясницу, с мрачной уверенностью подтвердил:
— Да! И у этих неправильных пчел — неправильный мед!!!
Совсем рехнулся на своем меде и своих пчелах, уверился в его ненормальности Сивак и отвернулся от него.
Мастеровой поинтересовался у нового попутчика:
— А чой слыхать, про как, там его …? во Сая Альхера!?
— Ты бы еще сказал Альхуя — усмехнулся Сивак и заметив, как все путники, заинтересованно начали прислушиваться к его словам, наставительно добавил:
— Сая, Альверем именуют! Через два дня для него начинается Игра Смерти с Триадой!
Медосбор, растягивая речь, уважительно произнес:
— Давненько такого не бывало в Раввене!
Мастеровой же лишь выругался в сердцах:
— Эта Триада себя везде нагло ведет, словно им все дозволено! Испепели их жаркими лучами божественное Солнце!!! Наверное, уже притаились в столице и ждут начала Игры, убивцы!?
Прыщавый вьюноша, услышав их, отвлекся от созерцания выдающихся прелестей девицы и, не удержавшись, тоже встрял в разговор:
— Триада существует несколько веков! Игра Смерти для них давняя традиция и незыблема, со времен ее зарождения. Она предоставляет жертве равные с ней возможности и дает время для набора достойных заступников! Десять охотников и у цели всегда есть возможность оградиться от них десятью защитниками.
Раввена должна быть горда, что ее гражданин участвует в священном ритуале Триады!
Мастеровой вежливо поинтересовался у юноши:
— Куда следует, столь много знающий молодой человек?
Паренек, явно рисуясь перед заинтересовавшейся его девицей, с плохо скрываемой гордостью представился:
— Я из дальнего Сопределья, следую из города Владипорта в столицу. Приглашен для поступления в Моритский Государственный Университет, для дальнейшего продолжения своего образования!
Думаю после завершения обучения переехать в герцогство Карар! Мне уже обещали протекцию и грант на изучение свойств оптических линз!
Значится, тоже не совсем пустой. Хотя, поразмыслил Сивак, такие грамотеи серебришко с собой в кошеле не таскают! Ишь ты гад, Родину-матушку покидаешь. Изменник! И чем это Раввенна тебе не угодила, сидел бы в Сколковской долине, в носу ковырялся, полезные свойства глистов изучал там или нанохрен, недавно выведенный овощ, выращивал бы, говорят его очень любит Первый Слуга. Кстати, ради любопытства, надо опробовать, каков он на вкус-то и с чем его едят.
Место ведь в долине — хорошее, хлебное, да и жалование там неплохое получал бы. Дак нет, все за бугор их тянет. Все ни живется этим яйцеголовым в Раввене. Все пытаются свалить с Родины, думают, что на Западе лучше науку постигают.
С предателями у лазутчика разговор всегда короткий, жесткий и справедливый. Он заметил, что ему в последнее время легче резать людей, с найденными у них, неприятными чертами характера.
Наверху, кто-то лежащий на полке, всхрапнул и принялся выводить неспешные рулады. Он обеспокоился, а это еще кто там? Сохрани его божественное Солнце, от еще одного путешествующего бойца или вояки.
Сивак, как можно более равнодушно, поинтересовался:
— А кто там, наверху изволит почивать?
Мастеровой, не скрывая своего неприязненного отношения к отдыхающему наверху путнику, пояснил подсылу:
— Да мелкий чинуша какой-то.
Лазутчик малость успокоился, чинуша так чинуша, ограбим и зарежем его, как и остальных путников.
Мастеровой пояснил ему, чем занимается храпящая сверху, канцелярская крыса: