Песнь четвертая 109 Чертоги мыслей вдохновенных! В сии палящие минуты Весьма мою пленяет душу Уединенна ваша тень! Почто ж я медлю? - се пещеры, Где, мнится, от начала мира Прохладна мрачность водворилась И вечну заключила дверь Текущему с эфира зною! Ужасны, как разверсты тучи, Керманские вдали хребты; Не видно никаких стезей По каменистым крутизнам, Кроме следов коней сарматских, Которые одни умеют Пробраться равновесным шагом По тем ужасным крутизнам, Отколе взоры непривычны По скату, как крутой стене, В глубоку пропасть упадая, Мутятся и дрожат в закруге. - Бесчисленные пустоты В утробах тощих гор темнеют! - Но там еще красы сокрыты; Там свежие ключи журчат; В стенах блистают острациты, Кораллы, гладкие грифиты И черепы морских червей. - Прошед Бахчисарай цветущий, Почиющий среди долины В садах ясминных, виноградных Под тению хребтов навислых, Надменных разнотою древ, Проник бы я и в те пещеры, Что там темнеют в высоте,
по Херсонида 340 На коей дремлющий Мангуп Теперь в развалинах плачевных В остатках вертограда спит; Иль в Тяпикермански вертепы, Зияющие из горы, 330 Подобной круглому столпу; Но ради утомленной песни Один предмет душею будет: Многопещерный Инкерман, До облак мрачных восходящий Стремнистым и крутым утесом, Где естество, трудящесь вечно, Как праздности всегдашний враг, Рождает в целых горных пряслах Селитряное вещество И, тем снедая их, - готовит Иные роды пользы нам. - Где перст, с вершины сквозь скалу Прорыв далекодонный кладезь1, Открыл в глубоком недре ключ И где иссек в едином камне Столпы, купели, олтари, Изображенья и беседки. Еще кипит час лютый зноя. - Ах! - убежим в един вертеп 350 И исцелим томящусь грудь Врачебной тению под сводом! Высок, - весьма высок утес; Но высота не возбранила Пучины чад усыновить К расселистым твердыням камней; 1 В бывшей Инкерманской крепости на горной вершине, более 50 сажен идущей снизу до верху, был удивительный колодезь; но теперь до половины завален.
Песнь четвертая 111 А как? - когда? - недоумею. - Се - в толще стен их каменеют Различные животных виды! Там каменный я вижу стол, 360 А здесь подобие седалищ. - Какое зрелище? - и здесь Дышали древле племена! - Здесь виден выдолбленный жолоб, Водохранилищем служивший, Куда из тайных родников Текли струи для напоенья; А тамо в впадинах стены И на помосте сем в наш рост, Или в природную сажень, 370 Сквозь землю смурую желтеет То череп с челюстью зубчатой, То голень, то изрыты ребра. О страшный вид! - о мрачны гробы, Где прах почиет бездыханный! - Там спят ли чада сей пащеры? - Да, - тамо спят они мирнее, Чем жнец, почиющий на дерне! Ах! - может быть, сие чело Вмещало Ангела ум тонкий! 380 Ах! - может быть, лежит тут сердце, Пылавшее огнем небесным! - А тамо - может быть, простерты Отважного героя мышцы! - Быть может, - некто Ибрагим, Анахарсис или Гирей В сей черной впадине согнил. - Увы! - ни дружеска слеза, Ниже девические вздохи Еще не проводили в гроб; 390 Ни позлащенная резьба,
112 Херсонида Ни надпись здесь не вопиет О имени, - о днях его. - Он спит неведом; - что в том нужды? - Его блаженство некрадомо. - Но кто бы тут ни опочил, Уж рання птица никогда Не будет пробуждать его От каменистого одра; Ни утро глаз не освежит; Ни вечеряющее солнце Не вызовет его из мрака Под тиху тень смоковниц тучных Сидеть на свежем маёране. - Сия уединенна урна Уже не воззовет опять Дыханья в прежнее жилище. - И самый - ах! и самый червь, Который поядал их персть, Стал пылью рухлой, - стал землей. Так я под мрачным свесом свода Уединенно размышлял. - Унылость сладостна, разлившись В меланхолической душе, Все внешни чувствия объяла. - В сих мыслях далее простерши Стопы дрожащи по пещерам, Я вдруг услышал к удивленью Вдали отзывистых углов Божественную неку стройность; То, кажется, был глас гитары. «Итак, - я изумясь помыслил, - Не я один пещер сих гость; Се! - тамо, мнится, тени ходят И шумный воздух разделяют! - Иль духи из гробов восстали
Песнь четвертая 113 Для посещенья старых мест? - Иль пробудился спящий гул, Сын камени, - сын древних песней? - Но что такое вижу там? - 430 Там отдыхают пастухи И отдых пеньем услаждают! - Чу! - как один играет там На звонкой, сладкострунной желви\1 Как быстро говорливы персты Перебегают по струнам? - Вот! - где рука языком служит! Вот! - где волшебство мусикии Влечет к себе плененный дух! - Пусть ближе стану я туда 440 И буду в тишине внимать! - Какая томна песнь!., но стройна!» 1 кадизаделит2 Сирена! - прочь с опасным гласом! - Ты дышешь адом; - не дыши! Пусть здесь я воспользуюсь сим часом, Здесь зрю училище души, Где Ангел смерти непрестанно Сквозь мрак крылами веет тайно. Паситесь, агнцы! вы в тенях На маёранных муравах! 1 Желвь, старинное, первообретенное музыкальное орудие, деланное из черепашьей кости, которое римляне называли testudo, что значит черепаху. 2 Кадизаделиты, род стоического толка между магометанами. Они чрезмерно важны и строги во всем; те же из них, кои живут близ Венгрии, во многом согласны с христианами и читают Библию на славянском языке. См. Английской словарь г. Бейля. Сии давно поселились в Таврии и провождают пастушескую жизнь.
114 Херсонида Пускай я здесь дышу прохладой! - Паситесь вы! - а ты, зной лютый, - Не смей теперь с высот проникнуть В сии священнейшие мраки! Я воспою безмолвно царство И прах сих праотцев почивших; Они еще и по кончине Здесь учат горных пастухов. - Так, - праотцы сюда в дни мира Ходили тайнам поучаться; Сюда ходили забывать Все то, что к миру пригвождало. - Но днесь все здесь отверстый гроб; Все мысль мою остановляет. - Начав с последнего полипа До человека мертво все. - Возможно ли открыть причины, Почто здесь горы разрушались? Почто водныя чада бездны Поднявшись с камнями слепились В едину меловую плоть И плоть составили утесов. - О коль сей странен образ смерти! - Но коль и страшен для сердец? Ах! - где моя Замбека? - где? Сей голос был бы ей ужасен; Однак она бы, притаясь Там под смоковничным кустом, Вторила бы, как нежно эхо, Подвигнутое песни силой: Что не поешь, мой друг, мой милой! Что нашей не поешь любви? Сию, - сию песнь обнови? -
Песнь четвертая 115 2 кадизаделит О странник? - прииди сюда Учиться мудрости в пещере! - Твой путь еще не совершен; Твой дом отсель еще не виден. - Сядь, честный странник! - отдохни На сей коралловой скамье! А если хочешь, то усни! - Здесь кости брата твоего В глубокой тишине лежат. - О! - видишь ли ты здесь фиалку При входе в храмину растущу Под тем кизиловым кустом?1 Сей нежный образ краткой жизни, Чело склоня свое от зноя, Мне мнится, зною вопиет: «Оставь меня! - не жги меня! Не жги, - о смертоносный зной! - Пускай небесная роса Кропившая меня чрез ночь Еще мою главу омоет! - Уже близка минута та, Когда должна увянуть я; А ветр подует и развеет, Как перья по пескам сыпучим, Листы поблекшие мои. - Сегодня в полной красоте Меня в сем месте странник видит; Заутра возвратится он; Его глаза меня здесь взыщут Под самым тем густым кустом, Кизиловое деревцо приносит ягоды весьма похожие на барбарис по цвету, несколько по вкусу и статности, но только гораздо крупнее, так как и Крымская рябина.
116 Херсонида Которой украшала я; Но тщетно будет взор искать...» Ах! - где моя Сулъмена? - Я ей сказал бы: ты, Сулъмена, Во всем подобна сей фиалке; - Но как могу сказать сие? - То было б многих слез ценой; Она сквозь слезы б повторила Звук песни сей постылой: Почто крушишь меня, мой милой! - Цепь нежну сладких дней храня, Ах, милой, - не слези меня! Оба Так, - ввек не будет сей фиалки; Где Флоры дщерь? - где сын Минервы? Вотще между костями странник Миртисы иль Стильпона взыщет; Нет знаков, кои бы сказали, Где их глава лежит бесценна. - Тут слезы по его ланитам В потоках долу покатятся. - О! пусть они осеребрят Своей струей сей дикой камень, Где брат его смиренно спит До утра - утра вечной славы, Замбека и Сулъмена! там, Где будете в числе вы гурий. Так пели горны пастухи, Как вдруг является тут старец И с ним возлюбленный питомец. О! Это самый тот Омар, Шериф, почтеннейший тот старец,
Песнь четвертая 117 Которого я видел При свете утреннем молящась! Он спал при каменной скамье; Но звук пресек последний сон, Который пролетал над ним. «Мир вам и песням, чада гор! - Сей старец с чувством возгласил, - И здесь еще есть плоть и кровь; Кто вы? - любезны чада плоти!» Кадизаделиты Мы пастухи. Шериф Отколе вы? Кадизаделиты Вот там внизу лежит селенье, Где я и он живем в двух кущах! Благое небо - кущей кров; Цветуще поле - их помост; Вокруг покой, - внутри любовь; У нас визирских нет гаремов; Ах! - мы двумя любимы нежно, Замбекой - я, Сулъменой - он, Любимы нежно; - что же больше?.. При сем сердечном слове: нежно, - Мурза вздохнул, - вздохнул двукратно; Он вспомнил Цулъму - и вскричал: «И мне так должно быть счастливым; Ах! как счастливы вы? - скажите, Кто вас учил так петь приятно? Не брат ли лунный, или солнце?»