Песнь пятая 181 И ты - увы! и ты, мой друг, Состареешься, мне подобно; Получишь крылошки, - но бренны; А я бессмертия крыле; Не так ли? - но я сам собою Доволен быти не могу, Что позже я тебя, мой друг, Созрею к вечной, страшной жатве. - Ты должен постыдить меня И укрепить во мне надежду. Ах! - как предстану я туда? - Явися предо мною, - время Прекраснейшее в целой жизни! - Явися, юность! - ах! Создатель! Я громко изреку сие; Пусть слышат Ангелы Твои! - Достоит ли раскаяваться О юных днях моих прошедших? Ты управлял тогда стопами, Скользящими в долине мира; Прости мне, Отче дней моих, Когда не все шаги стремились На пользу сердца моего! - Ты благ, - я смерти жду спокойно; Но столько живши - заблуждать! - Где, мравий! ты, что пресмыкался По сей сухой моей руке! - Где ты, бессмертия учитель! Ты паки скрылся в неизвестность, В свою блаженну неизвестность. Се одр! - Се сад, где прах наш тлеет, Где кровь запекшаяся зреет, Где семя плоти к славе спеет, Да к жатве вечности возникнет! -
182 Херсонида Тут буду я лежать дотоле, Доколь вертится мир, - потом, Потом проснуся в новом мире, Что не вертится никогда; Кто ж? - кто меня туда проводит? Солнцеобразна дщерь Сиона! - Броня и щит от молний Божьих! Полдневно истинно светило! О кротка, благодатна Вера, Которая одна в то время, Как все истлеет, - твердь совьется, Растопятся миры горящи, Или, отвсюду приходя, Они низринутся все в чашу Спущенных от небес весов, Взгремят и звон произведут, Сребру подобящийся звон, Провозвещающий суд Божий, Одна ты в ризе боготканной, Одна ногой попрешь своей Луны дымящуюся персть И прах курящийся Урана, Сатурна, Марса и Венеры\ Будь спутницей моей туда, Туда, - в ту дверь безвестной бездны, Котору сильна смерть отворит!» Так размышлял тогда пустынник, Бальзам отрады ощутив; Но он не долго после жил. - Сарматский некий злый пастух, - Увы! - совет лишь раздражил И был ценою живота, - Пастух сразил его копьем; Страдалец воздохнул - и лег. 1340 1350
Песнь пятая 183 Вот плод насилия сарматов\ А таковых - исчислить невозможно, Вот что причиной сих гробов И сих пустынных мудрецов! Да возвеличится вовек Престол великий полунощи! - Коликократно он смирял Сих хищных и продерзких тигров, Которые, из мрачных лыв В стадах суровых исторгаясь, Ристали по градам, - вертепам И похищали тьму добыч; Добычи ж - безоружны зайцы; Корысть их - были смирны агнцы; Они не стригли их руна; Но целу кожу отторгая, Их плоть дрожащу поядали И тем их пажить оскверняли. - Так зубы зверски здесь терзали И обесчадили весь остров. - Как сын Агари, в честь полнощи Я не сказал бы ничего; Но благородна власть ея Всегда возмет над югом право. - Коликократно Белый Царь Прощал сии толпы продерзки, И исторгал из тесных уз Зависимости раболепной, И даровал им вольность? - что ж? Неблагодарность и раздор Еще стигийскую главу Из праха к тверди поднимали; А крамола еще таилась Во мрачности густой плевы. - Расторгнуть, - надлежит расторгнуть
184 Херсонида Сию столь стропотну плеву, Чтоб крамола не разродилась. - Се горька казнь во всеоружий От дальних северных пределов На бурных шествует стопах. - Почтенный старец, Долгоруков, Под тению знамен священных Покрыв свои седины шлемом, Карает буйные сердца: 1410 Он старческу свою десницу Воздвигнул, как десницу смерти; Тут мнилося, что сами звезды, Спустясь в горящих колесницах На помощь орлосердым россам, Шли в жаркий бой противу тавров; Тогда мечи молниевидны По выям бегали упорным, Свистали, гнулись, секли, рдились; Снопами выи с плеч катились. 1420 jyT с ревом падал скифский Марс; Железны зубы псов его От громов росских сокрушались, А пламенных коней копыта На Праге смертном притуплялись. - Но то начало только было. - Любимец счастья несравненный1, Гремящей славы редкий сын Все то с успехом совершает. - Его блистающая мышца !430 jje ино что как медЯН щит. - Направя молнию меча, Он бури грозны отвращает, Крамольников уничижает, И полуостров осеняет 1 Покойный кн(язь) Потемкин.
Песнь пятая 185 Прохладной тенью крыл орлиных, И именем Царицы славной Весь наполняет Херсонис. Ты ль, - ты ль, Великая в владыках! Нисходишь с высоты престола, От моря шествуешь до моря И взорами одушевляешь Сии долины и хребты, Богоподобная Царица? - Так, - ты предел сей освятила. - Да будет трон твой боголепен, Покрытый половиной неба, Имущий в твердую подпору Блестящих пятьдесят столпов, Имущий стражами всегда Премудрость, - верность, - прозорливость! Пускай в единый край его Аврора сыплет луч алмазный Тогда, как край другий его Вечерне солнце озаряет! Пусть третий полнощь облекает Меж тем, когда четвертый край В полуденном блистает свете; Да тако трон твой вечно зрит Сии четыре виды суток, Превозвышаясь над семью Зерцалами морей глубоких, Стоя незыблемей и тверже, Чем величавый Чатырдаг Или Кавказ, покрытый снегом, Иль седоглавый Bepxomypl - И кто тебе противостанет? - Кто не признает предержащей Твоей высокой власти силу? Тебе всегда щиты готовы;
186 Херсонида Гора Кавказска и Рифей Надвинут медные хребты И зазвучат стопой железной. - Но ах? - где севера Царица? - Во гробе; лейтесь слезы скорби! - Но внук, - но внук ея Великий Объемлет Росскую державу И полпланету озаряет; Приемлет жезл правленья, - милость Стремится через полпланету Струей небесной в мрак темниц Иль в хижины заслуг забвенных; Приемлет меч, - и правосудность, Как молний луч, туда пронзает, Где роскошь с леностью гнездилась; Уходит роскошь, - бдит порядок; Да будет Царь благословен! Уже теперь ни савромат, Ниже Исмаила сын буйный Не поколеблет здесь покоя. - Где древле Херсонисский град На бреге процветал стремнистом, Пучинородный там залив, Во внутренность брегов просекши Глубокие другие втоки, Затишну пристань составляет Для росских флотов ополченных; Там исполины воскрыленны, Имущи семьдесят гортаней, Под тению навислых камней Безмолвствуют в покое мира; Но в брань торжественно ревут И, роя ребрами валы, Рыгают смерть из медных жерл. - Тогда зеленые дриады,
Песнь пятая 187 Что были души брянских сосн Или дубов днестровских твердых, Объемля сестр своих, наяд, Сих душ Эвксинских черных вод, Бегут и пенят грозну бездну; Бегут и, зыбию играя, Секут упругую пучину, Провозглашая смерть врагам. - Другие громы отдыхают На высоте брегов понурых; Нет, - все устремлены стоят Через пенисты черны волны Против чела столицы гордой. Коликократ орлы отважны Терзали злобных тех драконов, Которы, тщетно исторгаясь Из тьмы Фракийских мрачных гор И вьясь под орлими когтями, На воздух изливали яд? - Чесма те раны вспоминает, Что в ней произвели они. Едва упела их забыть, Как вдруг опять подновлены Среди Эвксина и на суше. Кому сей случай не известен, Могли ль срацины устоять Близ Меотийского пролива? Могли ль они под Гаджибеем Соблюсть пернатых исполинов, Как гнал их росский ярый гром, Стремясь из крепости крылатой, Котора волны рассекала, А под ребром ея дубовым Бурливые валы завыли. - Ни смуглы азиатски вой,
188 Херсонида Ни чада Африки кипящей, Ни хищный мстительный алжирец Не защитилися от грома, Которой россы непрестанно Метали в черные их чела И непрестанно побеждали. - Лишь Дакия1, как поле Марса, Пожравши трупы агарян И упоенна кровью их, Тучнеет токмо в землелогах. - Чего не делал тамо меч, Когда верховны воеводы Полночных, грозных, стройных сил Крутили в пламенных кругах Свои ужасные десницы, Десницы яростной судьбы? - Чего не делали доселе Безбрачны рыцари отважны Фанагорийских берегов Иль славна острова Туманов? Надеясь, что Воспорский край Оплотом полным ополчен, Соединяся в дружну рать, Вселяют ужас непрестанный В восточные пределы Понта, Где прежде жили героини, Подобно им, безбрачны девы, Где ныне зверонравны сонмы Гнездятся меж гранитных скал. По таковых победах громких При таковых защитах твердых, При сих стенах одушевленных Возможно ль, чтобы Херсонис Молдавия.
Песнь пятая 189 Не благоденствовал вовек? - Все то, что замыслом Эллады И Генуи трудолюбивой Оживлено и рождено И что бурливыми толпами Сокрушено, - умерщвлено, Все возродится, - оживет. - 1580 Конечно, - там, где процветают Альпийски леторосли нежны, Гельвеция вторая будет, Там мир с обилием, обнявшись, Лобзаться будут меж собой; Там в тишине блаженных дней Миртиллу Дафниса не скажет: «Миртилл\ - ах! - как ты посмуглел? Ты долго в поле брани рдел; Военный бой красы сгубляет; 1590 Как ныне белое лице Миртилла моего любезна От солнца в поле загорело?» Но если б росски Геркулесы, Одушевленные Минервой, Ступая на сии хребты, Здесь лики водворили муз И преселили в мирны сени Столетни опыты Европы На помощь медленной природе, 1600 Тогда бы гордый Чатырдаг Меонией прекрасной был; Салгир - чистейшей Иппокренощ Тогда исполнился бы тот Период славный просвещенья, О коем беспримерный ПЕТР Пророчески провозвещал; Бессмертны б музы совершили