Песнь шестая 199 Несчастный путник цепенеет И, в пыльном вихре задыхаясь, В лощину перву повергаясь, Глаза руками зажимает, Насильны слезы отирает И ждет, как небо прояснится. В утробе мельниц возвышенных, Стоящих гордо над пустыней, Гремит механика сильнее И плод Цереры превращает Мгновенно в мелку снежну пыль; Там жернов, средь колес ревущий, Вертится быстро, мещет искры; Отвислы их крыле широки От напряженья бурных вихрей Быстрейшей силою крутят Горизонтальный оборот. Воздушны жители слетают Стремглав в глубокие юдоли; Их быстрому полету крыльев Попутны ветры помогают; Едва бурелюбивый вран Тогда дерзает воспарять Среди сумраков неизвестных. Стада, остановляясь с страхом, На гневны мещут небеса Слезами очи окропленны. Бледнеющие пастухи Под блещущьми кругами молний Бегут, накинувши па плеча Убого рубище свое, В ближайшу кущу опрометом; Но ежели ее находят Наполненную пастухами,
200 Херсонида То под навислостыо скалы Покрова ищут для себя. И я, - я также уклонюсь Под сей камнистый, грозный свес И буду ожидать чудес... Се! - там в окрестностях селенья Шум раздается вещих птиц, То гогот гуся, то крик врана! Се! - петел громко возглашает! Конечно, сей печальный вестник, К пределам обратясь грозы, Провозвещает неба гнев И слезный час страданья твари! Се! - петел повторяет весть! Конечно - между сил небесных Совет ужасный заключен, Чтоб бури с громом покатить Под рдяным троном Иеговы\ Все, - все теперь недоумеет, Дрожит, - трепещет - и немеет; Но вдруг внезапный быстрый блеск Сверкнул - и дальний юг рассек. Чем гуще мрак, тем блеск ярчее. Не таково ли светоносно Горящих царство Херувимов? Не се ли тот объемный миг, Что мещет в дольний мир с эфира Всевидящее страшно око! Но ах! - в одно ли место мещет? Нет - там и здесь, - спреди и с тылу Иль вдруг меня вокруг объемлет; Куда ж теперь бежишь, несчастный? Куда укроешься от ока, Что, в быстрых молниях блистая, Тебя преследует повсюду?
Песнь шестая 201 Чу! там гремит! гремит протяжно! Какие бурные колеса Ревут по сводам раскаленным? Не тьма ли молотов колотит В горнилах тверди углубленных? Или теперь природа страждет? Или грядет Судья вселенной С своим лицем молниезрачным? О караибы\ - вы кого При храминах отверстых ждете? Того ль, что в молниях багряных И в громе от страны восточной На ваш камнистый снидет холм1 И в вашем шумном синагоге Откроет вам в себе Мессию, Который возвратит Салим И Соломоново блаженство? Сего! - так это царь от мира; А сей есть Судия небес, Который ваше заблужденье Единой молнии чертой Довлеет в миг един рассечь! «Ужасен глас Твой, Судия! Глагол Твой дольний мир колеблет. Тебе предыдет сонм огня; Зодиак чресла вкруг объемлет, А мрак и буря за Тобой; Ты в ужас облечен такой, На ветреных крылах несешься; Какой же приговор, - о Боже, 170 180 Цжуфут-кале, так называемая жидовская крепость, построенная на одной высокой горе в Таврии близ Бахчисарая, где живут евреи, во многом отличные от польских.
202 Херсонида Ты робким тварям изречешь, Сим червям немощным и слабым? Ужели Ты - небесный Отче, Который потрясаешь сферы, Колеблешь словом твердь без меры, Которого единый взор Средь самой чистоты души Провидит черноту сокрыту, И что? - в святом зрит существе Духов шестокрылатых тьму, - Ужель перуны устремишь В пылинки малы, оживленны Твоей любовью бесконечной, На коих Ты среди перунов Осклабленным лицем взираешь? Нет, паче громовым ударом Ты рассекаешь гордый дуб, Чем нежный и смиренный мирт. Ах! горделивый человек! Ты, что одеян в власть пустую, Совсем не знающий того, О чем ты более уверен, Ты, что перед лицем небес, Подобно как уранг-утанг{ Тщетою токмо раздраженный, Мечты пустые представляешь, Что Ангелов приводят в слезы, - Страшись пылающей десницы! Сей глас, ревущий в черной туче, Гремит для стропотных сердец И в них вселяет бледный трепет; Тебе же, о душа невинна, Языком кротким Серафима Род большой обезьяны, совсем похожей на человека.
Песнь шестая 203 Мир, тихий мир средь бури шепчет; Душа! не содрогайся в буре! Содрогнется ли тот, кто чист? Подвигнется ли тот, кто прав? Хотя б ревуща пала твердь В развалины вселенной дымны, - Сей дух неустрашим пребудет. О! - пощади тогда меня, Неизреченный Судия! Се! здесь колена преклоня И с томным содроганьем сердца Лобзаю ризы Твоея Воскраия огнеобразны! Я трепещу звучать на арфе; Но Ты позволь хотя с дрожаньем Взыграть на арфе страшну песнь». Еще черта мелькает сиза! Едва мелькнет - зияет туча И вдруг сжимается опять, Сжимается - зияет паки И протягается, объемлясь Огнепалящим всюду морем. Уже от ската Чатырдага И от других стремнистых гор К соседним скатам стук отдавшись, И многократно отражаясь, Несчетны делает углы В своих быстротекущих звуках. Чу! гул троякий, пятеричный! Он подлинный перуна глас Твердит в твердынях долго, долго. Когда совокупит в едино Все звуки меди в дольнем мире, То все они, совокупленны Против него, - лишь суть жужжанье.
204 Херсонида Еще блестит, еще гремит! Вторый - и третий раз блестит! Вторый - и третий раз гремит! Свет кровы мрака раздирает; Гром долу робкий мир сдавляет... Вдруг твердь трещит - и с тверди вдруг В тьме стрел иль в тьме сребристых дуг Слетел стремглав смертельный блеск; В тьме выстрелов сей резкий треск Рассыпался над головой! Вот гул меж гор завыл двойной! Промчался в долах с стоном вой! Безбожный! изувер! куда? Под каковые темны своды Теперь укрыться татьски чаешь? Ты скрыт, но мрачна мысль твоя Видна и в ночь пред оком неба. Давно ль ты утверждал безумно, Что Бог быть должен Бог любви Для буйственных твоих желаний И быть лишь токмо милосердым; Или - располагать Себя По воле суетной твоей, Чтоб ты в злосердьи был свободен? Как? - должен Он забыть премудрость! Он должен пременить любовь, Всевечную любовь к порядку! И Свой святый закон предать Презренью твоему, кощунству, Глумленьям диким вольнодумства! Он должен скипетр преломить! Весы правдивы сокрушить! Он должен погасить перуны! Иль - уступить тебе их, червь! А для чего? - Чтоб между тем
Песнь шестая 205 Ты мог бесстрашно лобызать Предерзкие свои желанья И необузданные страсти! Чтоб, бывши ты безумным богом, Махал перунами по воле, Блистал - свет солнечный мрачил, И в мире злейши зла творил? Постой, несчастный своенравец! Се освещает молний луч! Зри суетный чертеж ты свой! И коль твоя душа бесстудна, То научись бледнеть заране! Се Судия! - Вострепещи! Где новый Кромвель! - Где Спиноза! Где новый Белъ\ - О, как ты бледен! В тебе трясется кажда кость! Ты ту минуту чтешь счастливой, В котору огненна стрела Шипящей некоей змией Перелетела мимо взора! Смотри еще! К чему бледнеешь От бледной молнии ниспадшей? Или внутри тебя иный Шипит перун - разяща совесть? Се покатилась над челом Горяща колесница мщенья!.. Глаголы грозны Бога сил Сверкают на ее колесах; Чу! звукнула средь туч!., но ах! Но ах! - всегда ль удар ее Прицелен на чело злодея? Коликократ неосторожна Невинность гибла от нея? Несчастный Рихман\ пусть моя Слеза на мшистый гроб твой канет!
206 Херсонида Давно Урания рыдает И ропщет втай на громовержца, Что сей ее питомец нежный В ее очах был поражен. Та ж самая эфирна сила, Которой в царство он вникал С живой отвагой мудреца, Похитила его к себе. Природа, мнится, клав его В младенческую колыбель, Еще в то время усумнилась О слезном бытии его; Лишь усумнилась, - парка хитра Сокрылася в железном пруте1. Но Ломоносов, друг его, Не так несчастлив был тогда, Как тот, в чьем опыте ужасном Судьба свое скрывала жало И токмо шага ожидала; Он самый жребий превозмог; Прешедши философский мир, Достиг святилища природы. Немногие пределы крылись В безмерной области наук От взоров пламенных его. Ах! как он в сердце восхищался При испытании эфира, Когда шипящие лучи, Одеянны в цветы различны, Скакали с треском из металла? «Скор быстрый шаг бегущих ветров, - Так он в то время рассуждал, - Известно, что г. Рихман, профессор Санкт-Петербургской академии, убит громом при испытании электрической силы.
Песнь шестая 207 Еще быстрее ветр эфирный! Он, быв от точки отражен И быстро преносясь по тверди, Летит мгновенно в точку зренья; Вторый - и третий раз блестит! Вторый - и третий раз гремит! Но звук эфирный, ветром данный, Подобно как бы луч звенящий, Слои воздушны потрясая И дале круг свой расширяя, Слабейшим шагом в слух течет. Смотри! - сверкнул эфирный луч! Вторый - и третий раз блестит! Вторый - и третий раз гремит! Смотри! - как сребрян вихрь крутится Змиеобразною чертой! С какой чудесной быстротой Из сжатой в жидку часть стремится! Здесь он в стремлении шумит, Шипит, - трещит - и твердь разит; А глас далек, - приходит - поздо, Уже гроза на крыльях ветра Сюда сокрытый пламень мчит, Который скоро покорит Себе дрожащий здешний воздух; Перун чертится полосами По растяженным черным сводам; Се! сто небесных тяжких млатов Готовы свой удвоить стук!» Так мыслил северный мудрец; Вдруг грянул гром, - а ты, О неисследная судьбина! А ты, достойный плача Рихман, Печальной опыта стал жертвой! Потрясся тут, вострепетал