260 Херсонида Тогда, - под скромным как веслом, Сверкая, резвый пурпур скачет, Обманутые чада моря, Стремясь на роковой сей огнь, Бывают жертвою плачевной. - Рыбак неумолимый, ждав Сего с дрожаньем потаенным, Уже давно раскинул сеть, С колеблемой лодьи восклоншись, Во вред сим вод простым народам. - Тогда кефаль среброчешуйна И остроносый жирный скомбер, В последний раз пером плеснув Средь матерней своей стихии, В жестокой попадают плен. Уже в грядущую весну Не будут с братьями чинить Периодический свой ход К Дунайским устьям быстротечным Или через пролив Стамбула В Архипелажскую пучину, А после паки возвращаться При днях осенних в зыбь Эвксин. У тихих сих блестящих вод, Где свод небес изображен, Как в ясном некоем зерцале, Служащим эхом для цветов, И где все яворы прибрежны, Наклонши в зыбь власы зелены, Являются во глубине Бегущими рядами быстро, - Я всюду зрю безмолвный мрак И всюду кротки тени нощи. - Лишь в злаке шелковиц густых
Пестъ восьмая 261 Среди приморских вертоградов Не дремлют токмо листо-липки1 И тонким гласом сон наводят. - Они, из усыренных долов Взбираясь в мрачный час по древу И к тылу листвий прилипая, Всю темну ночь поют до утра. - Меж тем как под густой гробиной, Качаясь, белоперый сыч На ветви томно восклицает И в целу нощь окрестны долы Тоскливой песнью оглашает, А в злачной густоте аржанца2 Бродящий рябоватый крастель С зарею тусклой раздает Клик громкий по холмам пустыни, - Горящи светляки в садах3 Свой тусклый факел возжигают. - Как слабо отгоняют тьму Сии толь дробные огни, Сии трубчатые светочи, Которыми песок морский И тучный злак везде усеян То посреде сырых ложбин, То средь брегов, покрытых влагой? - С какою радостью виющись Ночные бабочки над полем По свойственному им влеченью Стремятся к слабым сим светочам! - 1 Род очень малых и очень легких лягушек, которые, прицепясь к листам дерева, всю ночь кричат. Голос их не противен и несколько похож на сверчка, но громче. Оне больше подходят к травяным кобылкам, или стрекозам. 2 Род травы, похожей видом на рожь. 3 Светящиеся червяки.
262 Херсонида Смертельна радость! - ах! - сколь часто На самом полету бывают Лишь жертвою нетопырей, Что, выпорхнувши из среды Кафинских дремлющих столпов Или осиротевшей веси, Их жадным поглощают ртом? Но все сии ночные виды Еще не сильны обаять Моих полувздремавших чувств С такою силою живою, Как доброгласье соловья. - Как нежно тамо Филомела Под тению раин высоких Ночную восклицает песнь? - Чу! - как немтующий сей гул, Колена песни повторяя, Волшебной трели подражает! - Вот! - то воздушное зерцало, Что, преломя лучи звенящи, Хотя неверно, но приятно Утесам смежным их собщает! Пой! - пой! любезная певица, Наставница моей камены\ - Пой в славу нощи, - в честь любви! Сия приятна нощь одета Не в зимню ризу грубой волны Или стигийской черной ткани, Но в мантию пушисту, легку, Которая не заграждает, Не подавляет, - но разносит Твой громкий голос по долинам. - Тебе прекрасная звезда, Тебе Венера прекатна, - Дщерь нощи, - дщерь пучины внемлет. - 220 230
Лесть восьмая 263 Ах! как пленяюсь я лучем Ея мигающих очей, - Когда из-за холмов камнистых Она дрожащий сыплет свет И сладостны часы любви Низводит в осененный мир? - Пой! - пой, любезная певица, Во славу нощи, в честь любви! Все дремлет, - токмо две печали - Печаль состраждущих сердец, Печаль завистливых сердец, - Покровом бледным осененны, Одни теперь бессонны стонут. Ах! - обе факел возжигают, И обе слезы испускают; Но перва ангельски льет слезы, Другая Стиксовы крутит Иль крокодиловы слез токи. - В слезах печали благородной Играют божески лучи И милосердья райски слезы О жребии несчастном ближних; В слезах последней огнь крутится, Огнь смертна факела ея, Что зыбля завсегда она, Скрежещет ржавыми зубами, Дрожащи движет сини губы, Глотает внутрь мяса змиины; Терзается, что счастлив ближний, Сокрыты вымышляет ковы, Чтоб возмутить огнем тлетворным Блаженные соседа дни, То приписуя те пороки, Каких совсем он не имеет, То устрояя ложну славу
264 Херсонида В оклеветание его; А слава, - кто того не знает? - Широкие имеет уши, Подобно так, как сильный страх Великие глаза имеет. - Ах! - зависть льет на пуховике Ночные слезы и о том, Почто судьбина не сравнила Ее с отважным Геркулесом Иль с сыном славного Филиппа, Или с Адонисом, иль с Крезом\ - Ах, - гнусная Алекта в плоти!1 - Доколе прогорит твой факел? О небо! - ниспусти все ветры И погаси сей страшный факел! - Пускай не дремлет лишь премудрость И ищет благодатны меры, Чтоб зависти пути пресечь, Обезоружить мышцы ей И радости бальзам влиять Заутра в удрученно сердце! - Премудрость скромна, - благородна; Ея благотворенья тихи Подобны облачной росе, Что падают с небес в молчаньи. - Как назову такое сердце? - Источник слезоструйный благ, Отколе капли сожаленья, Отрада, благость и веселье Во грудь злосчастному текут. Меж тем премудрость созерцает Явленье в тверди с восхищеньем, Что суеверие считает Фурия.
Песть восьмая 265 Злым знамением для вселенной, И заключает некий рок Для сел, градов и сильных царств. Сии блудящие огни, Сии горящие змии Спадают с небеси отвесно Или летят горизонтально В чудесных видах перемен. - Сия комета быстротечна Бежит, - стремится в бездну солнца; Но возвращаяся назад Из страшного пространства неба Спускается в сей дольний мир И увеличенным хвостом Дрожащу землю осеняет. - Сармат\ - чрез тридцать лет, - внемли! - Чрез тридцать лет она скатится1 Из дальних небеси пустынь. - Предтеча ей - торжествен ужас; Сопутник - океан огнистый; А след - цель поприща чудесна. - Она и древле посещала В час грозный Цесаря последний И мрак спускала над крестом... Она, - она зардеет вновь. Тогда помыслят, что падет На первый Чатырдагский верх; Но верх сей перед ней пылинка. - Она страшна, - кого ж страшит? - Порок, - слепое суеверье И зависть, крадущу средь ночи Сон сладкий у самой себя. В 1835 году большая комета возвратится близко к земле, как полагают.
266 Херсонида Но важна мудрость, дщерь Зевеса, Что чувствует в сей важный час? Она превыше всех сумнений Сего пришельца поздравляет И видит токмо в сем предмете Обычный оборот звезды, Которая, как и другие, Вратится в длани Провиденья. - Восток, полудень, поздный вечер Не есть ли солнца путь урочный? Почто ж сей путь не страшен нам? - Почто ж его палящий зной Ключей студеных не страшнее Для дышущих под вечным зноем, Под пламенем лучей отвесных? Но, о камена\ - кончи песнь! - Ты общи зришь теперь красы, Какие вся вселенна зрит, А Херсонисский лучший день От нас теперь закрылся в мраке. - Престань, престань петь летний день! Уже завеса ниц упала. Тобою, кротко размышленье, Хощу теперь я заключить? - Твоею перевязью легкой Хощу венчать я томну песнь. - Я целый день принес на жертву Приморской арфе в Херсонисе. - Я пробежал, - хотя небрежно, - Под Херсонисским небом поле Явлений, не воспетых россом. Пусть строгий суд и нежный вкус Простит мои поползновенья! - Должна ль отвага оставаться В притворе храма Аполлона! - 350 360
Пестъ восьмая 267 И должен ли порыв души Слабеть и медлить при труде, Что кроет музы нову силу? Моя сопутница, камена, Поутру в орошенных долах, А в полдень на горах прохладных Дорически вдыхала песни. - Теперь последнюю вдыхает. - Пусть песнь, - как размышленья дщерь, Еще в последний раз проникнет Небесный свод сквозь тьму висящу При всходе сребреной луны! - Природа днем пленяла много, Как белокура нека нимфа; Теперь еще пленяет больше, Как черновласая девица. Природа, как моя Сашена, Котора в ясный день являет Одно блистание лица, А в тихие минуты ночи Тайнейши прелести свои. Се! - там, в восточной стороне, Темно-янтарный холм обширный Растет из-за стеклянной бездны! - Как тамо протяжен ко мне Свет зыблется по бездне длинный? - Какое серебро струится В упадшем, - мнится мне, - в пучину, Волнистом, светлом сем столпе? Я зрю в торжественном безмолвьи Сначала полукруг великий; Велик он; - тонкий сей туман Обвод кровавый расширяет; Кровав он; - стелющийся пар В нем бледный цвет переменяет.
268 Херсонида Ce! - целое луны чело! - От сребреных ея лучей Бледнеют мшистые холмы, Бледнеют белы стены башней, Бледнеют куполы мечетей. Ах! - пусть она дню подражает? - Но день, - сей день не возвратится! - Где делось розовое утро? - Где слава полдней? - пролетела. - Чу! - бьет час нощи! - вот бой крови, Сатурновой бой быстрой крови! - Вот мера настоящей жизни! - Что наша жизнь? - мелькнувший день! О сколь тиха заря дней юных! - В сем утреннем сумраке зрим Предметы токмо в половину. - Но внутренняя раздражимость1 Уже приемлет царство в сердце. Она канал есть легкий жизни; Она теченьем правит соков; А как? - все то тогда сокрыто. - Что чувствуем, того не знаем; Поем, - как утренние птицы, Не зная радости причины, Играем, - как младые агнцы, На шелкову идущи пажить, Не зная, встретится ли волк? - Слезимся, - как роса воздушна, Что лишь напыщится, - исчезнет. - Ни пылка страсть, ни тихий разум Листков своих не развивают Irritabilis, Reïtz - дражимость, или раздражимость.