278 Херсонида С каким внушением сильнейшим Напоминает о кончине? Когда приходит кто из них В сию гостиницу почить И посох у дверей бросает, Ах! - что тогда мы ощущаем? - При бое той дрожащей меди, Что башни на стенах стенает И смертный стон свой протягает, Мы тотчас слышим: помни смертъ\ - Какое строго поученье! - Мы слышим тайный парок труд Над нитью жизни человеков. - Когда дыхание втекает В скудельной Прометея труд, То парки, взяв тончайший лен, Вертят крутящееся древко И начинают свой урок С пророческою сею песнью: «Крутись, мое веретено! Пряди! пряди! - Лампада жизни Уже засвечена от неба: Пряди судьбину существа, Явившегося ныне в мир! - Почто сия скудель слезится? - Или предчувствует беды И горьки токи пота с кровью? - Крутись, - мое веретено!» - Так сестры тут поют рожденье, А небеса дивятся твари, Произведенной ими в гневе; Но только лишь скудельный труд Теряет огнь и распадает,
Песть восьмая 279 Дабы опять преобратиться В бездушну прежнюю скудель, Тогда поют почтенны сестры Иную роковую песнь: «Престань, веретено, вертеться И прясть судьбину вещества! - Вот - скоро дряхла нить порвется! Ах! - так преходит слава дня; Ночь вечна крадется из бездны, Чтоб заступить престол его. - Amponal - где твое железо? - Увы! - коликие страданья Сын крови должен перенесть, Доколе стричь начнет сестра? - Престань, веретено, вертеться!» Нить кончится; - а вы, любезны Залоги бьющегося сердца! Вы, после бурь стремясь к покою, Залогом становитесь гроба. - Мы видим, - чувствуем сие. - О! - если б после грозных бурь И наших дней был запад чист! «Что до меня, - вещает здесь Космополит - и зритель мира, - Когда судьбина не покажет Усмешки лучшей, как сия, То пусть в блаженном равновесьи Мое содержит бытие! - Пускай огонь страстей в душе На три степени жар опустит! Гордыня! - любочестье! - гнев! Забота! - суета! - все страсти! И ты, - раболюбиво счастье! -
280 Херсонида Я научился ведать ваши Обманы, ласки и насмешки. Да уничтожат бурный приступ Сии крутые вихри ада Ко входу моея души! Да снимут страшную осаду Сии тиранны дерзки с сердца! - Кляну я всех сирен коварства! Кляну я все плоды Гоморры\ - Но пусть в челе и сердце свет Не погасает никогда! - Пусть совести моей свобода Никем отъемлема не будет! Но быв всегда мне соприсущна, Отгонит всякий страх теснящий И духу даст златые крылья! - А Феб не возбранит мне в лире И держит над главой лампаду! - Тогда-то мир и радость духа Моей стихиею пребудут. - Тогда ко мне в долину снидет Хотя малейша тень Эдема С блаженной высоты востока. Но коль блудящие огни, Что путника в обман приводят, Черту покажут ложну света И нарисуют в точке зренья Светильник суетной надежды; Или предскажут гнев судьбы, Который дни мои отравит; Друзья оставят, - ах! - оставят; Тогда пусть дух благий Сократа, Мне шепчущий: Познай себя\ - Ведет по слезной сей долине Разумно до предела дней!
Пестъ восьмая 281 И разве, - разве быв водим Я богомудрием и Юнгом, В час некий буду созерцать Одними Томсона очами Прекрасно царство сельских видов! - Тогда в гостинице спокойно Оставлю верный жезл - и лягу, И там помажусь, - уврачуюсь Спасенья вечного елеем. И тако я умру безвестно От дому матери далече! - Тогда - и та из звезд малейших, Под коей некогда родясь, Дышал я на земле живых, - Какое б тайное влиянье На всю мою жизнь ни имела, - Не будет озарять меня, Не будет даже вредной силы Иметь на тлеюще чело И на рассыпавшися перси; Я ввек сию звезду забуду. - Сопутники моих дней юных Искать меня повсюду будут, Но не найдут уже меня. - Они последуют стезям, Проложенным моей стопой; Пожмут друг другу теплы руки, Мое воспомнят бедно имя И, в перси бья, возопиют; Но гласа их я не услышу; Я лягу близ пучины черной; Я в желтой персти здесь усну, Где ясные мои глаза Навек засыплются песками; Закроется студена грудь
282 Херсонида Сосновыми сырыми деками. - А ты, подруга сердца нежна, С которой было б все здесь мило, - В лугах, лесах, горах и долах, - Без коей здесь - увы! умру, - Ты, может быть, переживешь; Конечно, - ты живи! - еще живи! - Ах! - не закроешь глаз моих! Ты не оплачешь! - я усну, - Усну в пустыне, не оплакан Никем! - слеза из глаз катится; В слезе моей дрожит луна, Как мала сребрена звезда! - О скорбна мысль! - здесь устаю; Здесь томну арфу повергаю».
ИМН ЦАРЮ ЦАРСТВУЮЩИХ К Тебе, - которого премирный И вечно непреложный дух Колеблет твердь и дол обширный, - Там движет многозвездный круг, А здесь ось мира нагибает, Кавказы, - Альпы претирает; Твердыни в бездну низвергает; Под солнцем топит гор утес; Иль - высит, или ниц склоняет Тяжелый дольних царствий вес! - К Тебе, - Царю земных царей, - Воззвав, - колена преклоняю И томну арфу повергаю Из длани трепетной моей. Се Херсонис благословенной! Что ныне он? — что древле был? Он некий малый мир в вселенной, Над коим некогда парил Твой дух, - сей вождь небесных сил, Когда он, яко плод зачатой, Во мраке первобытных дней Зрел в бездне черных вод чреватой; Когда Любовь, - всех жизнь вещей, - На крыльях голубя летала Над нежною его пленой И в тихом чреве согревала Животворящей теплотой. Согрела, - он из бездн изникнул В прелестном, пышном виде вдруг, Как бы позорищный полкруг;
284 Херсонида А Ты, - а Ты над ним воздвигнул Блаженства пурпурну зарю Калифам, - капам и ЦАРЮ... Твой перст творящий, благостынный Во изобильи находил Сии леса гостеприимны; Твой перст чудесный воздоил Сии цветущи вертограды, Сии багряны винограды, Сии смоковниц древеса, Сии высокие раины И доброплодные маслины, Сребристых тополей леса, Гробины, кедры, буки, тисы, С бессмертным лавром кипарисы. Но в тот ужасный век седой, Как, потеряв он век златой, - Увы! - в железный низвергался, Где в первый раз металл раздался, Где вся растлилась плоть и кровь, Где в злость перелилась любовь, Где бранным рдело всё недугом; Брат стал не братом, - друг не другом; Где на безропотных главах Оливные венцы бледнели, А изверги в литых бронях Противу ближних свирепели И с быстрой молнией мечей В доспехах крепких, громозвучных На братиев, - отцев, - детей Полились в долах злополучных, - В сей век, - родивший дику брань, - Твоя багреющая длань, Потрясши огненный сноп молний,
Ими Царю царствующих 285 Сии хребты шатнула дольни Во основаниях своих, Шатнуло дно песчано их; Воздвигла трусы в царстве темном, Что, в чреве заревев подземном, Зевнули, - горы пали в гроб; Иль - быстро разлияла всюду Иноплеменников потоп, Что, вдруг исторгшись изнутрь-уду Кавказских седоглавых гор, Кровавый произвел позор. Когда ж во славе обновился Тот светлый полдень тишины, Тот век блаженный покатился Поверх холмов сея страны, Как примиренны небеса Излили благодатный ток На горы, долы и леса, На берег, камни и песок, - Твое вседетельное Слово, Чтоб бытие воздвигнуть ново, Здесь водрузило с лепотой Краеугольный камень свой, Да не подвигнутся священны Сии незыблемы хребты. Но как в владыках несравненный, Сын мира, - неба, - правоты, - Внук Ольги мудрой и прелестной, - По тьме увидел свет небесной, Твое, - предвечная Любовь, - Влиянье ощутил с струями, Где возродил он плоть и кровь Пред Херсонисскими брегами, - Ты, Боже, погасил навек
286 Херсонида Подземный пламенник средь бездны; Ты ржущим там горнилам рек: Не прейдете предел железный! Перуны раздраженны там Крутых брегов не потрясали, А дики свары по полям, Зажегши факел, - не ристали; Тогда лук сильных изнемог; Тогда вражды сотерся рог. Ах! - время в мире скоротечно Картины пременяет вечно! - Вещь кажда век имеет свой; Гнездящесь зло во тьме густой Еще свое чело вздымало; Еще те вежды разжимало, Что, только слабо воздремав, При первом открывались зове; А хитроокий грех, восстав, Желал прохлады в общем крове; Князь тьмы, - плотоугодный князь, Преторгши с небесами связь, Лелея песнью грех нечистой, Носил его в груди пушистой. - Тогда, - тогда всемстяща длань Еще сводила звезды в брань; Еще месть средь колес сверкала, Еще жезл медный простирала И богомерзких поражала. Высокоцарствуяй! - ужель Сия волниста колыбель, - Сия пениста зыбь пучины, Где в юности сей край почил, Вновь двигнет шумные стремнины, ПО 120