432 В Л. Коровин разных языках, особливо касательно нравственности и истинного познания Натуры, из которых он много заимствовал и материи и вкусу. Литература ему нравилась более аглинская»10. «Охотники до истинного просвещения» - это, очевидно, И.Г. Шварц, Н.И. Новиков, A.M. Кутузов, И.В. Лопухин и др., входившие в верхушку розенкрейцерского ордена в России11. Их влияние на умы юношества было серьезным и целенаправленным. Сверстники и соученики Боброва, А.Ф. Лабзин и М.И. Невзоров еще на университетской скамье (в 1783 и 1784 гг. соответственно) стали членами масонских лож и впоследствии прославились как ревностные масоны-розенкрейцеры. Об участии Боброва в работах какой- либо ложи ни в это, ни в более позднее время нет никаких сведений. Напротив, можно констатировать его отчужденность впоследствии от этого круга, обусловленную как житейскими обстоятельствами, так и, видимо, идейными расхождениями. Полемика с идеологией московских розенкрейцеров, отчетливо недоброжелательные намеки на них содержатся в его главных произведениях - в «Херсониде», в сатирическом описании ордена дервишей, и в «Древней ночи вселенной» - в рассказе о злонамеренных выдумках египетских жрецов. Однако в университетские годы круг чтения и интересов Боброва, конечно, во многом определялся масонским окружением. На формирование его как поэта повлияла поэзия Эдварда Юнга, чьи «Ночные размышления» («The Complaint, or Night Thoughts on Life, Death and Immortality», 1742-1745) пользовались большим уважением «мартинистов». Прозаический перевод поэмы, выполненный Кутузовым с немецкого, был опубликован в первом масонском журнале Новико- ю Невзоров 1810. С. 126-127. 11 Директория российских розенкрейцеров была учреждена в конце 1782 г., после возвращения Шварца из заграничной поездки (см.: Вернадский Г.В. Указ. соч. С. 69).
Поэзия С.С. Боброва 433 ва «Утренний свет» в 1778-1780 гг., а в 1785 г. вышел отдельным изданием12. Бобров явился одним из первых в русской поэзии подражателей Юнга и, пожалуй, самым значительным. Его влияние более всего заметно в ранних стихотворениях Боброва, причем, как показала Л.О.Зайонц, ориентировался он тогда премущественно на лексику и стиль перевода Кутузова13. Влияние Юнга ощутимо и в позднейших его сочинениях, но уже не является доминирующим. Первым выступлением Боброва в печати стало религиозно-дидактическое стихотворение «Размышление на первую главу Бытия»14. Оно было опубликовано в журнале «Покоящийся трудолюбец», где печатались труды «университетских питомцев», на почетном месте - в начале очередного номера. Этой публикации, сразу поставившей автора в число самых многообещающих университетских стихотворцев, содействовал Херасков. Для «Рассвета полночи» Бобров переработает стихотворение почти до неузнаваемости (№ 100 наст, изд.) и сопроводит примечанием: «Это первое в жизни произведение моей музы и первая дорога к Парнасу, особенно показанная ей нынешним героем российской поэзии М(ихаилом) М(атвеевичем) Х(ерасковым)». Роль последнего не ограничивалась содействием публикации. Видимо, именно Херасков, который вообще любил покро- 12 «Плач Эдварда Юнга, или Ночные размышления о жизни, смерти и бессмертии, в девяти нощах помещенные; с присовокуплением двух поэм: 1) Страшный суд, 2) Торжество веры над любо- вию, творения сего же знаменитого писателя». 2-е изд. Ч. 1-2. М., 1785. Приложены к изданию переводы ранних его поэм: «The Last Day» (1713) и «The Forse of Religon, or Vaniquished Love» (1715). 13 См.: Зайонц 1985. Ср.: Лльтшуллер 1988; Левин 1990. С. 198-200. 14 ПТ. 1784. Ч. 2. С. 1-5. В этом первом произведении Боброва можно усмотреть полемику с гностическими взглядами розенкрейцеров на происхождение мира как последовательность эманации Божества, которые Шварц излагал в своих лекциях (см.: Коровин 2004. С. 14-15).
434 В Л. Коровин вительствовать молодым талантам, внушил Боброву уверенность в своих силах и поощрял его поэтические упражнения. В позднем, посвященном Хераскову стихотворении «Успокоение российского Марона» (1805) Бобров вспомит о его покровительстве с благодарностью: Я долго в юности безвестной Еще во тьме себя не знал; Мой спящий Гений в сфере тесной Едва ль когда б из ней восстал; Он век лежал бы в прахе скрытый. (...) Тогда Марон сей мне явился Аланских песней божеством; Никто, - лишь он с улыбкой тщился Мне указать небесный холм; Он сгиб души моей раскрыл. Так, - я сперва ему обязан, Коль мой соотчич внемлет мне; И чести знак мне им показан, Коль не стыдит чело мое Священных ветвей от дубравы. (№ 264, ст. 66-86) В «Покоящемся трудолюбце» появились еще три стихотворения Боброва: «Осень», «Любовь» и «Ночное размышление» («Уже в проснувшемся другом земном полша- ре...»)15. Вместе с первым его стихотворением они образуют определенный цикл: творение мира и человека («Размышление на первую главу Бытия») - блаженная весна Адама, грехопадение, подчинение человека времени и смерти («Осень») - спасительное действие Любви в истории вселенной («Любовь») - конечная катастрофа, явление новой земли и нового неба («Ночное размышление»). Последовательно 15 ПТ. 1785. Ч. 3. С. 170-174; Ч. 4. С. 129-134, 138-142 (2-е ред. см. соответственно № 105, 108 и 101 наст. изд.).
Поэзия С.С. Боброва 435 изложен весь цикл священной истории (сознательность работы над этой темой подтверждается порядком публикации стихотворений в журнале16). В религиозно-философском отношении на этих стихотворениях лежит печать масонских воззрений (несмотря на элементы полемики с ними), в поэтическом - Бобров ориентируется на Юнга. При этом показательно, что уже с первых своих шагов на литературном поприще Бобров обнаруживает приверженность к исторической и религиозно-философской тематике, а также склонность к масштабным эпическим замыслам, которая сполна даст себя знать впоследствии. К этому циклу примыкает стихотворение «Действие и слава зиждущего духа», появившееся в «Собеседнике любителей российского слова»17. Здесь речь идет о действии Промысла в истории России, и решается эта тема в оптимистическом ключе гражданских од М.В. Ломоносова: «зиждущий дух» возводит города, осушает болота, спасает «правления корабль славянов бранный», давая ему «кормило» - «варяжских витязей», действует в святом князе Владимире, Иоанне IV, Петре I и, наконец, в Екатерине II. Неустроенная, непросвещенная страна возрастает, крепнет и просвещается: «Блаженна та страна, где есть творящий дух». Однако просветительскому оптимизму по поводу будущего России сопутствуют - в написанных тогда же стихотворениях - мрачные юнгианские раздумия о судьбах мира и поврежденности 16 Речь идет именно о первых редакциях этих стихотворений. В «Рассвете полночи» они значительно изменены и включены в иные связи: № 100 и 101 о творении и кончине мира открывают третью часть собрания; № 105 («Осень» 1-й ред., переименованная «Осенние мысли о четырех возрастах») соотнесена с предшествующими «Весенними мыслями при повороте солнца» (№ 104), причем усилено дидактическое начало; № 108 («Любовь» 1-й ред., переименованная в «Царство всеобщей любви») замыкает весь ряд религиозно-философских стихотворений в третьей части «Рассвета полночи». 17 Собеседник любителей российского слова. 1784. Ч. 12. С. 3-7 (2-я ред. № 36).
436 В Л. Коровин человеческой природы, более характерные для раннего творчества Боброва (позднее он будет сталкивать эти разнонаправленные, «ломоносовские» и «юнгианские» эмоции в пределах одного текста, добиваясь особого эффекта, - см., например, «Столетнюю песнь», № 1, и мн.др.). Первые пять стихотворений Боброва, отмеченные ярким своеобразием стиля, положили, казалось бы, удачное начало его литературной карьере. Одно из них открывало предновогодний номер «Собеседника любителей российского слова», к изданию которого была причастна сама императрица, а это был знак признания поэта за пределами кружка «мартинистов». Он имел все основания рассчитывать на успех в столице. По окончании университета Бобров еще некоторое время сотрудничал в журнале «Детское чтение для сердца и разума»18, который редактировали Н.М. Карамзин и А.А. Петров; по.поручению Новикова исправил «с английского подлинника» сделанный прежде с французского языка перевод романа Э.-М. Рэмзи «Путешествия Кира» («Travels of Cyrus...», 1727)19; и уже в первой половине 1786 г. перебрался в Петербург. Здесь поначалу Бобров сотрудничал в качестве переводчика в журналах «Новый Санктпетербургский вестник» и «Зеркало света» (самый объемный его труд в это время - перевод «Диалогов мертвых» Дж.Литтлтона («Dialogues of 18 По свидетельству Невзорова, Бобров в «Детском чтении» печатал «маленькие пиесы прозою и стихами» {Невзоров 1810. С. 127). Вероятно, имеются в виду переводы. Какие именно материалы в журнале принадлежат Боброву, не установлено. 19 Новая Киропедия, или Путешествия Кировы с приложенными разговорами о богословии и баснотворстве древних, сочиненные г-ном Рамзеем, с французского на российский язык перевел Авраам Волков. Изд. 2-е, исправленное с английского подлинника. Ч. 1-2. М., 1785. В 1786 г. роман был внесен архиепископом Платоном (Лев- шиным) в список «сумнительных» книг и изъят из московских книжных лавок вместе с некоторыми другими изданиями Новикова (см.: Лонгинов М.Н. Новиков и московские мартинисты. М, 1867. С. 36).