«Рассвет полночи»: история издания... 509 от их лица (см., напр., № 229-233), песни, идиллии, «мелкие» и «к случаю» стихотворения, во множестве содержащиеся в РП, плохо согласуются с репутацией Боброва как мрачного «певца ночей» и убежденного архаиста. В действительности он, видимо, был в меньшей степени чужд карамзинист- ской культуре, ориентированной на «дамский» вкус и малые жанры, чем об этом принято думать16. М.И. Невзоров, перепечатывая некоторые его «стихотворные мелочи» (в том числе «Надписи пяти любезным дамам», № 236-240), предлагал оценить хотя бы их, раз уж таковы вкусы «модных писателей», но при этом замечал, что у них «Груши да Амины составляют все богатство стихотворного ума, а у Боброва таковые надписи между прочими прекрасными его стихотворениями так, как несколько капель в Каспийском море»17. Следует отметить, что, размещая «нежные» стихотворения в конце третьей части РП (т.е. в качестве последнего раздела своей лирики), Бобров несколько отступал от сложившейся традиции: полагалось бы в последнем разделе поместить шуточные стихотворения, эпиграммы и т.п. «мелочи» - то, что в РП предшествует «Эротическим чертам...». Для автора это, видимо, имело определенное композиционное значение. В отличие от первых двух частей РП, третья целиком посвящена частной жизни, она говорит о «душе», причем в разных планах - как в возвышенно-религиозном, так и 16 В 1820-е годы, кажется, лишь А.А. Крылов замечал, что Бобров «приносил иногда жертвы Грациям и переменял важный тон своей лиры на игривый и нежный» (Крылов 1822. С. 457-458). Внимание позднейших исследователей «легкие» стихотворения Боброва вовсе не привлекали. Ср. замечание И.Н. Розанова: «Но все же оды - это лучшие его произведения. (...) И для сатир, и для любовных стихотворений Бобров оказался слишком тяжел и грузен» (Розанов И.Н. Ук. соч. С. 385). 17 ДЮ. 1811. №10. С. 123.
510 В Л. Коровин «домашнем» и «нежном». Стихотворения третьей части РП- это «занимательные часы для души и сердца». Метафоры «полночи» и «рассвета» (как и «зимы» и «весны») здесь тоже находят применение. В религиозно-дидактических стихотворениях они могут говорить о состоянии души, падшей и помраченной грехом, но уже становящейся на путь спасения (см., например, «Прогулку в сумерки», «Полнощь», «Утро» - № 101-103), в автобиографических - вообще о земной жизни и о том, что находится за ее пределом: Знать, вся лишь жизнь - еще рассвет, А полдня истинного нет. О небо! - там уже доспею; Там - в важной вечности - созрею... (№ 199, ст. 69-70) В «нежных» же стихотворениях говорится об одиночестве, отвергнутой любви, ревнивых подозрениях, ссорах и «рассветающей» наконец заре семейного счастья. Одно из последних «нежных» стихотворений озаглавлено «Торжественный час любви Миртида в конце июля» (№ 255), что должно напомнить об одах из первой части - «Торжественое утро марта 12 1801 года» (№ 21) и «Торжественный день столетия...» (№ 33). Это не случайность, объясняемая пристрастием автора к слову «торжественный», а сознательное сближение вещей предельно далеких и разных, проделанное в духе барочного «остроумия»18. В заключающем третью часть «Небольшом терпении Миртида» (№ 257) выражена Еще одно любопытное соответствие, призванное скрепить единство трех томов лирики Боброва: в первом стихотворении третьей части (№ 100) говорится о творении мира, о воздвижении его из первозданного хаоса и тьмы, что внимательный читатель должен соотнести с открывающей РП «Столетней песнью...» (№ 1), где речь идет о «сотворении» России Петром I.
«Рассвет полночи»: история издания... 511 надежда на семейное благополучие вместе с сомнением и тревогою перед будущим и намерением «ждать, терпеть». Так заканчивалась и вторая часть - призывом к твердости и терпению в ожидании золотого века. Взаимоотражение «важного» и «нежного» должно было, в частности, укрепить композиционное единство РП, в целом построенного отнюдь не по жанровому принципу. Итак, три тома лирики РП завершались известием о «рассвете», наступившем в жизни его автора, незадолго до выхода собрания украсившейся женитьбой: это должно было ассоциироваться с рассветом, воссиявшим для всех обитателей «полночи» с наступлением нового века и нового царствования. Четвертую часть РП составила поэма «Таврида», переработанная и переименованная в «Херсониду» («Херсонида, или Картина лучшего летнего дня в Херсонисе Таврическом. Лирико-эпическое песнотворение. Вновь исправленное и умноженное»). Посвящена поэма, как и все собрание, императору Александру I19. Мотивы перемены Названия поэмы Бобров объяснил так: «Прежде данное имя ей Таврида некоторым образом смешивало понятие как о песнотворении, так и о самом полуострове; ибо имена Таврида и Таврия, употребляемые иногда как одно и то же, означают полуостров; следовательно здесь слово Таврида не может уже не произвести некоторой обманчивости в понятиях. Сей-то ради причины я превратил Тавриду в Херсониду, тем более что и Илиада не значит страну Илионскую, но песнь об оной» («Предварительные мысли»). Характерно, что автор находит нужным специально разграничить само «песнотворение» и его предмет. Для него поэма и полуостров соотносятся как «образ» и «подлинник», и чем совершенней, чем достоверней «образ», тем важ- 19 «Таврида», первая редакция поэмы, изданная в 1798 г. в Николаеве, была посвящена Н.С. Мордвинову.
512 ВЛ. Коровин нее, считает он, дать им разные «имена». Их тесная связь подчеркнута и в стихотворном посвящении Александру I: Живейшим солнцем озаренна Страна Престола ТВОЕГО, Благоцветуща, - оживленна Влияньем неба своего; Прекрасна в ужасах Таврида, Где чада славились Атрида, Где предок ТВОЙ увидел свет, Должна ли в сей дышать картине, Как в лоне естества цветет? - МОНАРХ! - и слабый образ ныне И дивный подлинник его Ждут токмо взора ТВОЕГО. «Херсониде» автор предпослал «Предварительные мысли», где несколько подробней, чем в посвящении «Тавриды», изложил свои взгляды на стихосложение и отдал дань только что - с выходом книги А.С. Шишкова «Рассуждение о старом и новом слоге российского языка» (1803) - возникшей полемике о языке. Сетования о забвении «точного национального вкуса», указания на «богатство древней нашей словесности», «старобытные песни», «народные повести» и поговорки, ссылка на англичан, негодующих, когда «иностранные слова празднуют у них в чужом покрое», и тому подобные суждения имели место и в «Тавриде». В «Херсониде» к списку порицаемых Бобровым заимствований (барельеф, мораль, натура, рельеф) добавились типичные галлицизмы из щегольского жаргона (азард, ангажировать, девиз, пикировать, фрапиро- ватъ, фронтиспис), а все рассуждение о языке заключено моралью в духе Шишкова: «Можно сказать, что мы в сем отношении, так сказать, ленясь протвердить отечественные зады, пленяемся более складками чужих азбук или чужими уроками. Забывать вовсе коренный, матерний славенский язык с неким горделивым небрежением есть то же, как своенравно подвергаться участи блудного сына или бесчувственности осляго жребяти. Неблагодарность к родителю всегда гибельна». Менее чем через год, в полемическом «Проис-
«Рассвет полночи»: история издания... 513 шествии в царстве теней» (1805), Бобров яснее обозначит свою позицию по этому вопросу20. Сам текст поэмы в новой редакции претерпел весьма существенные изменения. VII песнь «Тавриды» автор разбил на две (до и после смерти шерифа Омара), т.о. в «Херсониде» стало восемь песней. Начало I песни (ок. 70 стихов) Бобров переписал в основном рифмованными стихами и вынес в особый, открывающий «Херсониду» раздел «К единственному другу природы». Прежнее «Вступление», сходным образом переписанное, помещено в конце данного раздела. Зарифмованными в «Херсониде» оказались также патетический гимн Творцу во II песни и заключительный «Имн Царю царствующих». В результете написанная белым стихом поэма во второй редакции получила обрамление из рифмованных вступления и заключения. Существенно, что, переделывая белые стихи в рифмованные, Бобров почти не касался их смысла и лексического состава, - случай вовсе не тривиальный в русской поэзии (можно вспомнить, пожалуй, лишь опыты В.К. Тредиаков- ского в «Аргениде», хотя он экспериментировал преимущественно с разными метрами). Вот, например, отрывок из заключительного гимна в двух редакциях: «Имн» «Имн Царю царствующих» Се! - Херсонис благословенный! - Се Херсонис благословенной! Что древле был он? - что теперь? - Что ныне он? - что древле был? Ничто - как малый мир в вселенной. Он некий малый мир в вселенной, Твой живоносный дух парил Над коим некогда парил Над полуостровом сим юным, - Твой дух, сей вождь небесных сил, Когда он древле в черном чреве Когда он, яко плод зачатой, Кипящей бездны созревал; Во мраке первобытных дней Тогда пернатая Любовь Зрел в бездне черных вод чреватой; На крыльях нежных голубиных Когда Любовь - всех жизнь вещей - Летала над пленой его, На крыльях голубя летала И теплотворной тенью их Над нежною его пленой Его в пучине согревала... И в тихом чреве согревала Животворящей теплотой... 20 См.: ПЦТ. С. 331-567. См. также в предыдущей статье наст. изд. 17. Бобров Семен, т. 2