Я даю тебе выбор: ты умрёшь прямо сейчас от рук одного из моих солдат, либо ты умрёшь в старости или от голода, мне уже будет всё равно, но я даю тебе и твоей семье, если она есть, шанс уйти из вашего города.»
Гонец был шокирован таким предложением и, в благодарность за предоставленную возможность, упал на колени перед главой и запричитал: «Спасибо! Спасибо! Я выберу старость! Что я должен сделать?»
Глава посмеялся и вопросительно уставился на переводчика. Тот наклонился к сидящему мужчине и произнёс слова гонца на языке пустоши, утвердительно кивнув.
Мужчина снова посмеялся и быстро залепетал. Переводчик сказал: «На следующем рассвете ваш город будет подвержен атаке, но он хорошо защищён. Как утверждают мои лазутчики, у вас толстые и высокие стены – они впервые встречаются на моём пути. Я не знаю сколько у вас там людей и каким оружием вы владеете. Я не могу так рисковать. Сделай так, чтобы народ не был готов к битве, чтобы мы застали их врасплох. Уже завтра на рассвете ты окажешься в городе. Даю тебе время подумать до заката.»
После сказанного, переводчик повернулся к главе и кивнул, давая понять, что закончил свою речь. Женщина главы произнесла приказ и гонца повели в его шатёр и привязали к тому же столбу, который стал ему родным за эти несколько месяцев.
Наступил закат. Гонец уже успел вздремнуть. Его грубо вырвал из оков дрёма толчок в плечо. Освободив руки, гонец встал и поплёлся впереди солдат к шатру главы пустоши.
Теперь между главой и гонцом стоял низенький стол с различными яствами. У гонца предательски заурчал живот, а рот наполнился слюной. Переводчик мягко спросил гонца: «Вы что-нибудь придумали?»
Гонец утвердительно кивнул.
«Поделитесь же с нами идеей.» – всё так же мягко попросил переводчик.
«Я прихожу на рассвете в город и говорю, что вы утонули в болоте, пытаясь пройти в город.» – у переводчика округлились глаза. – «Для этого вам придётся не наступать так близко, чтобы никто не смог вас разглядеть. Они убедятся, что вас нет.
В полдень у нас никто не работает из-за сильной жары. Многие в это время спят. Таков обычай. Вот тогда и стоит наступать.»
Переводчик быстро начал говорить на ином языке, яро жестикулируя. Глава, не поворачивая голову к гонцу, обратился к переводчику. Он же, повернув голову к гонцу, спросил: «Кого вы заберёте с собой?»
Сердце гонца учащённо забилось: «Получилось!». Дрожащим голосом он вслух произнёс: «У меня есть жена и двое детей. Мальчики.»
Переводчик сказал, понизив голос: «Тогда вы к полудню уйдёте из города. Останетесь там, будете убиты. А жена и дети .. сами понимаете. Вы заберёте только одну женщину и двое мальчиков, не обманывайте. Будет больше – мой господин решит, как вас наказать. Мы кольцом захватим город, так что будьте союзником. По дороге в город за вами будут следить – не смейте терять наше доверие.»
Гонец кивнул: «А вдруг ваши воины меня примут за сбежавшего?»
Переводчик хмыкнул и спросил это у главы. Мужчина усмехнулся и лукаво посмотрел на гонца. Переводчик ответил: «Мой господин сказал, что вы необычайно умны. Сейчас вам дадут отличительный знак нашего союзника. При набеге наших войск, всегда носите эту табличку. Когда надпись будет стираться, постарайтесь найти где-нибудь краску и дорисовать стёртые линии.»
Глава пустоши попросил принести краску и дощечку. Ему поднесли красную дощечку и белую краску. Он что-то намазал ей и протянул солдату. Солдат же протянул верёвку в щели дощечки и отдал гонцу. Глава жестом пригласил гонца к столику с яствами. После трапезы гонец спрятал дощечку в сумку, которую отдали обратно, и пошёл в город.
День.
«Да. Я обманул их. Жестоко. Но что ещё оставалось делать? Народ и так погибнет. Уж лучше уйти в никуда живым и знать, что ни жена, ни твои дети не пострадали, нежели бесполезно умереть в шатре и не знать, что случилось с твоей семьёй. И лучше бы не знать! Очевидно же какая судьба бы их настигла. Дети стали бы рабами, и их дети родились бы уже невольными, обязанными, униженными, а моя жена вынуждена была бы отречься от своих, моих, наших детей и рожать новых, совсем непохожих ни на её, ни на меня, ребят с квадратными подбородками. Когда бы эти иные дети подросли, они бы издевались над моими детьми – рабами, не зная, что они приходятся друг другу родными братьями.
А народ? Люди погибнут. Лучше уж умереть быстро, в неведении, даже не понять толком ничего, нежели ожидать последние свои часы в страхе. Больше сопротивляешься – больше мучают. Я заметил это из боя в бой. Они не любят гордых и непокорных.