– Почему они идут к нам, дедушка? – возмутился маленький мальчик.
–Наш город окружён болотами, потому наша земля из года в год дарит нам богатый урожай, а пустошь голодает. Они хотят есть.
– Тогда почему они убивают людей? Мы же сможем поделиться!
– Можем, но мы им нужны как рабская сила. Власть они любят. Считают себя великим народом. – грустно ответил старик.
–Так мы что? Все умрём?
– Кто-то раньше, кто-то позже. Кого-то ждёт мгновенная смерть в бою, а кого-то ждёт медленная смерть в рабстве. – голос старика стал сдавленным, он начал часто моргать, чтобы внук не увидел его слёзы.
– Я буду воевать! Маленьких не замечают, вон сколько вы меня не видите, как я прячусь, а я подойду к их главному и кааак дам. Он сразу же и сдастся!
– Уж лучше просто спрячься, а мы сами уж как-нибудь, ты ещё устанешь по пути к нему. – грустно усмехнулся дедушка смелости мальчика. – Ты в следующий раз другому чужаку дашь в лоб.
– Я уже тогда подрасту и не буду уже незаметным. – обиженно пробурчал мальчик.
– Уж лучше так.
…
Ближе к закату
Леди Виола была чересчур худой. Глаза серые и потухшие, а когда-то светлые волосы уже покрылись щедрой грязной сединой. Лицо вытянутое, острое. Последние события наложили на него ещё один отпечаток, ничуть не придающий ей очарования и красоты – синяки под глазами. Из-за переживаний, которые терзали душу, женщина плохо спала. Она была тощей и непривлекательной, выглядела старше своих лет, но притягивала к себе своей необычайной добротой и рассудительностью. Она была матерью для всех: своих детей, своему мужу, своим служанкам и слугам. Никто не слышал, как она кричит, никто не видел, как она плачет. Крик и слёзы сопровождали её сами повсюду – все обращались к ней за советом, изливая свои проблемы, а она слушала, сидя в кресле, опустив голову, перебирая в руках чётки.
Сейчас, за обеденным столом, она сидела в точно такой же задумчивой позе, будто о чём-то размышляла. Только на этот раз чётки готовы были выскочить из рук леди – что-то явно её тревожило.
Никто не удивился и не предавал этому значения – всем и так была ясна причина. Все это переживали, но никто не держал в руках предающих чёток, которые могли бы показать насколько человек взволнован.
Леди Виола сидела в повседневном чёрном платье с длинными чёрными полупрозрачными рукавами, показывающие только тонкие длинные пальцы, но осунувшееся лицо, опущенные плечи и небрежная причёска на голове будто бы говорили о том, что это вовсе не повседневная, а траурная одежда. По правую сторону от неё сидело её старшее дитя – темноволосая, кареглазая дочь Мария. Прекрасная девушка пятнадцати лет с белой кожей, милым личиком, тонкой талией и аккуратной миниатюрной грудью. Девушка сидела тоже в чёрном платье, но печаль и тревога ещё не коснулись её свежего лица. Она надеялась до последнего, что всё образуется: город сможет устоять, или же всех помилуют, а мама вздохнёт с облегчением, и вся грусть исчезнет с её лица навсегда.
«Хорошенькой будет рабыней.» – подумала леди Виола, глядя украдкой на свою дочь, и сердце сжалось от такой мысли. Её дочь будет рабыней. Такого она себе никогда не могла представить, а тем более допустить.
По левую сторону сидел её прекрасный во всём семилетний мальчик Артур в тёмно-синем камзоле. Он тоже забрал внешность отца, но характером мальчик был похож на свою печальную мать – тихий, рассудительный и задумчивый. В отличие от Марии, в его больших глазах таился страх, будто бы он знал нечто большее, нежели его сестра.
«Он хочет стать лекарем, но этого уже никогда у него не получится.» – с тоской подумала леди Виола. Её мальчик. Её дорогой любимый мальчик.
Напротив, по другую сторону стола, сидел её муж сэр Гарольд в тёмно-синем жилете и белой рубахе. Красивый статный мужчина, с широкими плечами, крепкой спиной, аккуратной тёмной бородой и волосами, стриженными «под горшок». Небольшая горбинка на носу придавала ему более мужественный вид. Леди Виола не любила сэра Гарольда, да и чувства этого, как то, что испытывает женщина к мужчине, она, наверное, не испытывала никогда. Она чувствовала к нему уважение и была благодарна за то, что он относится к ней, как подобает её происхождению. Какие чувства испытывает к ней муж, она не знала, да её это и не интересовало.
Никто не говорил ничего. Этот вечер не располагал к разговорам, которые обычно происходили за совместным ужином.
Молчание прервал сэр Гарольд:
– Мы должны им сдаться.