— Мы с ним разговаривали, когда его внезапно настиг приступ. Я достал лекарство так быстро, как только смог, пытался влить ему в горло, но он не мог глотать и в судороге выбил бокал из моих рук. Через секунду он был уже мертв.
— Очень быстро… Быстрее, чем я мог ожидать… Он что-нибудь сказал?
— Нет.
Едва очередная ложь сорвалась с языка Филипа, произошел странный и пугающий инцидент — вернее, пугающий для того, кто только что солгал. Мертвое тело, лежавшее на столе, вдруг отчетливо шевельнуло правой рукой — той самой, которую сквайр вскинул над головой, проклиная сына.
— Боже! — воскликнул Филип, бледный как смерть. — Что это?!
Доктор бросил быстрый и острый взгляд на покойника.
— Ничего, успокойтесь. Я видел такое и раньше: если перед смертью мышцы были напряжены, то сейчас произошло их окончательное расслабление, вот и все. Думаю, вам стоит позвонить — слугам пора перенести его наверх.
Печальная работа вскоре была выполнена, и доктор Кейли уже собирался уходить, когда Пиготт быстро спустилась вниз и что-то торопливо прошептала ему на ухо, после чего лицо доктора выразило живейшее изумление. Отведя Филипа в сторону, он сказал:
— Ваша экономка попросила меня осмотреть «миссис Филип Каресфут», которая, по ее мнению, вот-вот родит. Она действительно имеет в виду вашу супругу?
— Да! — угрюмо отвечал Филип. — Это долгая история, и сейчас я слишком расстроен, чтобы посвятить вас в нее. Думаю, скоро все всё узнают.
Старый доктор даже присвистнул, однако вопросов задавать больше не стал. Однако вдруг его осенила некая мысль.
— Вы сказали, что разговаривали со своим отцом, когда его настиг приступ: вы говорили о вашем браке?
— Да.
— Когда он впервые узнал о нем?
— Вероятно сегодня же и узнал.
— Что ж, благодарю.
С этими словами доктор поспешил вслед за Пиготт.
Той же ночью, ровно в десять, в бескрайнем потоке Реки Жизни вспыхнул еще один огонек: родилась Анжела.
Глава XII
Когда доктор поднялся наверх, Филипп вошел в столовую, чтобы что-нибудь поесть, но обнаружил, что еда ему противна; он едва мог проглотить хоть кусок. Однако в какой-то степени он заменил еду вином, выпив несколько бокалов. Затем, влекомый странным притяжением, он вернулся в маленький кабинет отца; вспомнив о завещании, он решил, что следует убрать его в безопасное место. Однако под завещанием обнаружился еще один лист бумаги, довольно потертый. Признав почерк Беллами, Филип взял документ и стал читать — это оказался черновик нового завещания. Суть его заключалась в следующем.
Документ начинался с заявления сквайра о том, что прежнее завещание признается недействительным из-за «предательского и бесчестного поведения его сына Филипа». Затем, в кратких, но емких терминах был определен круг наследников и попечителей имущества — Филипа среди них не было — которые принимали наследство в управление и на хранение. Во-первых, действовать они должны были в интересах сына, который может родиться у упомянутого Филипа, лишенного наследства, и его законной супруги Хильды — вероятность появления на свет дочери не рассматривалась — а если ребенок не родится, тогда все завещанное переходит племяннику завещателя, Джорджу Каресфуту, однако при непременном соблюдении следующего, весьма любопытного условия: если означенный Джордж Каресфут попытается передать имущество или его часть упомянутому Филипу — в качестве дара либо посредством собственного завещания — тогда он немедленно лишается прав на наследство, и все переходит к неким дальним родственникам завещателя, живущим в Шотландии. Затем следовало перечисление еще нескольких наследников с указанием завещанных им сумм и имущества, а также отдельное упоминание о назначении 1000 фунтов в год на содержание вышеупомянутой Хильды Каресфут, каковая сумма должна была выплачиваться ей пожизненно, а в случае ее смерти возвращалась владельцу имущества.
Говоря без затей — Филип, согласно новому завещанию, полностью лишался наследства, в первую очередь — в пользу собственного ребенка мужского пола, дочери Филипа в завещании не упоминались вовсе, и в случае отсутствия у Филипа сына наследство переходило к ненавистному кузену Джорджу, которому, словно вдобавок ко всем оскорблениям в адрес Филипа, было запрещено передавать означенное имущество Филипу, либо иным его наследникам — вероятно, имелись в виду возможные дети от предполагаемого второго брака.