— Это вы, — проговорил он так, будто бы ожидал их прихода и нисколько не был удивлён. Андрей подумал, что он тоже опечален наступлением ночи. — Ночь настала, — медленно объявил Рудольф, сверкнув глазами.
— Да, ночь настала, — повторила Марго, рассматривая сахарные кубики на столе.
Андрей сел на соседний стул, но слегка отодвинулся от подруги, чтобы дать ей побольше места. Белая скатерть с зелёной полосой по кругу расплывалась перед глазами, и Андрей протёр кулаками веки, чтобы избавиться от нахлынувших чувств.
— Не слишком ли много сахара? — поинтересовалась Марго.
— В самый раз.
Рудольф наконец оставил в покое сахарницу и стал взбалтывать чай серебряной ложечкой с погнутой ручкой.
— Может чаю? — вдруг спросил Рудольф и, дождавшись от друзей удовлетворительных бормотаний, встал из-за стола и принялся разливать чай по чашкам. К счастью, на этот раз он бросил подсчёты кубиков и предоставил Марго и Андрею возможность самим выбрать количество сахара.
Марго не глядя положила в чай два кубика, и Рудольф испуганно уставился на неё. Этот сладкоежка слишком уважительно относился к сахарным кубикам, чтобы терпеть такое равнодушие к ним. Марго пожала плечами и начала увлечённо рассказывать про закат, про погибшее солнце и про долгую ночь. Нет, ей не было радостно, как можно было подумать, увидев её искрящиеся глаза, она всего лишь залечивала таким способом свои душевные раны. Ей нужно было увлечённо говорить о своей беде, чтобы избавиться от неё насовсем или хоть на какое-то время вздохнуть свободно. Но Рудольф был для Марго слишком невнимательным слушателем. Отвлекаясь от собеседников, даже от собственного чая и от обожаемых сахарных кубиков, он смотрел по сторонам и заглядывал в окно, сквозь кружевную занавеску, будто бы ожидая кого-то. Какого-то другого гостя. За окном стучал дождь, и в комнату врывались тихие лучи электрических столбов, такие чужие, тёплые и холодные одновременно. Нервно постукивая по столу костяшками пальцев, Рудольф переводил взгляд со своих друзей на старые напольные часы, на окно, на дверь, и снова в том же порядке.
— Ты кого-то ждёшь? — спросил наконец Андрей, отправив в рот очередную мармеладную конфету и запив её чаем.
Рудольф вздрогнул и уронил ложку на стол. По белой скатерти растеклось коричневое пятно, похожее на северную панельку. Марго удивлённо захлопала ресницами и траурным жестом стянула с себя красную шапку: наверное, ей стало жарко от чая.
— Ночь быстро сведёт меня в могилу, — ответил Рудольф, и Андрей понял, что он что-то скрывает. Какую-то большую, тёмную тайну, какие расследовали древние следователи и сыщики из старых романов и чёрно-белых фильмов. — Вы младше меня, мне уже двадцать пять. Я стар и не переживу эту ночь.
Марго нервно сглотнула, и Андрей задумался. Когда ночь закончится, Рудольфу будет сорок пять лет. В наше время трудно дожить до такого возраста, мысленно согласился Андрей, но говорить ничего не стал. Говорить осмелилась только Марго.
— Не говори так, Рудольф. Всё будет хорошо.
— Вечно ты со своим «всё будет хорошо»! — Рудольф клацнул зубами и одним залпом осушил чашку горячего, ужасно сладкого чая. — Эти слова не волшебное заклинание, чтобы решать все проблемы в один миг.
— Вот увидишь, ты ещё нас переживёшь, — не отставала Марго. Андрей сидел молча и думал, какие же безнадёжные вещи она произносит. Чистые, но безнадёжные слова, которые не имеют никакого смысла. Достаточно посмотреть на осунувшееся лицо и впалые, покрасневшие глаза Рудольфа, чтобы понять: он тяжело болен и не проживёт и пяти лет.
— Я не бессмертный. — Рудольф дёрнул верхнюю пуговицу на рубашке, освободившись от ненавидимого им высокого воротника, и взъерошил рукой свои чёрные, как смоль, волосы. Марго уставилась на него, как на сумасшедшего.
— Всё будет хорошо, — не унималась она. Андрею было больно видеть, как не хочет она разочароваться в своих словах, как ей нужен Рудольф. Она не должна видеть всё это, подумал Андрей, перебирая в голове даты и месяцы. Нужно идти. Идти, куда глаза глядят, и не попадаться Рудольфу на глаза. Он сам должен принять решение — Андрей понял это по его красным глазам.