— Поздравляю! Ставь чайник, а там много? — кивком указывая на пирожные, уточнила Лика.
— Хватит на всех, — уже почти придя в себя, улыбалась Шанина, они вышли на новый уровень отношений. Это было молчаливое взаимопонимание, а не закрытость, — там с шоколадом было шесть видов, я каждого взяла по одному…
— Тогда кофе делай тоже, — улыбалась Армас.
***
В середине ноября среди входящей корреспонденции Ева обнаружила запрос из управления МВД её родного города. Искали Евгению Борисовну Малиновскую. Енька запаниковала. Её жизнь наконец-то вошла в колею, а тут родственнички нарисовались. Сначала хотела написать заявление об увольнении и по-быстрому сделать ноги куда-нибудь за полярный круг. Но потом вспомнила, что в этом городе, ни одна живая душа, кроме Лики, не знает её прежнюю фамилию. А напарнице совсем нет никакой необходимости знать о существовании этого запроса.
Енька напечатала ответ, где сообщила, что за последние пять лет студентка с таким именем в вузе не обучалась. Напечатала еще несколько писем, и отнесла ректору на подпись. Так она получила еще одну отсрочку от нежелательной встречи. Хотелось бы надеяться, что вечную.
Глава 8
В последних числах декабря к Еньке на работу зашла самая колоритная парочка их курса — брутальный самец Николя Де Морель и его крошечная подружка Елизавета Зайцева.
Отец Николя — аристократ западного предгорья Жан-Жак Де Морель, давно переехал из родной страны, но еще не утратил своих корней. А маменька, Полина Де Морель, урожденная Бахметьева, вела свой род от столбовых дворян. Жили они в одном из крупных, но удаленных от столицы городов. И, как большая часть среднестатистических граждан необъятной родины, зарабатывали на жизнь предпринимательством. В сферу их деятельности входили антиквариат и современные предметы искусства. В этом бизнесе трудно было найти им равных. Они и в сынулю вколачивали все знания с горшка, тем самым изрядно подпортив отношения с единственным наследником. В результате, сразу после окончания гимназии, наследник аристократов собрал свой нехитрый скарб, банально стырил у маман около двух штук зелени, и удрал поступать в университет подальше от дома. Поступил он без проблем во все вузы, в которые подавал документы, но остановился на этом университете.
На решение Николя повлияло сразу три фактора. Первый, ему сразу представилась возможность устроиться на работу прямо в универе. Совесть за стыренные деньги мучила, и он решил компенсировать свой проступок тем, что во время учебы обеспечивать себя будет сам. Да и доказать хотелось, что он взрослый человек, способный нести ответственность за свои поступки. Вот такой комсомодец-доброволец у аристократов вырос. Второй, на него никто не косился, когда он представлялся, как Колян и курил дешевые сигареты. Но самым веским аргументом стала маленькая смешная девушка, которая общалась со всеми, но по имени не знала никого, храбро бросалась защищать своих новых друзей от наглых старшекурсников, но стеснялась спросить, как пройти в буфет. И звали её все по-разному, то Лиса, то Заяц. Вот этот вопрос и решил прояснить в ближайший год Колян Де Морель.
Лиза же, как она сама считала, была ничем непримечательной личностью. Совсем ничем, кроме имени. Временами детдомовка Лизка Зайцева сомневалась в адекватности соцработников, давших ей такое имя. Но исправить фамилию она не могла, надеясь, что, может быть, когда-нибудь, её найдет мама. А имя ей просто нравилось. В университет она поступила по соцльготе, как сирота. Морально готовилась к нападкам более успешных сокурсников, но, уже в первые дни, попала под опеку большого и красивого Коляна.
Маленькой храброй Зайцевой льстило внимание такого видного и перспективного парня. Но жизнь в детдоме научила Лисоньку, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке, поэтому была готова к подвоху в любой момент. Момент этот не наступил ни в первый месяц, ни на Новый год, а к весенним праздникам девушка расслабилась. И поверила, что Колян — это крепкий тыл, защита и опека. А чуть позже Лисонька поняла, что Колян еще и её первая, и самая настоящая любовь. Но признаваться в этом не спешила. А то мало ли…
За три с половиной года совместного обучения, их отношения пережили не один катаклизм, но так и не развалились. Поводы, как и причины, придумывала Лисонька, она же исполняла все главные роли в трагедиях и любовных драмах пары. Николя же, как истинный мужчина, был образцом спокойствия и стабильности. Его роль была всегда одна — благодарного зрителя. Он внимал каждому слову своей Лисички, когда та начинала реветь, усаживал на колени, гладил по спине, целовал в макушку, приговаривая: «Ну что ты, Зайка? Не плачь». Потом уносил девушку в комнату и продолжал успокаивать, всеми доступными для него способами, во всех известных им позах, о чем рассказывали впечатлительные соседи. Наутро Зайце-Лиса забывала все свои беды и сияла перекошенным от счастья лицом и свежими засосами.
Сейчас отношения девушки и парня переживали очередную драму под названием «Сирота — не пара аристократу», или «Он меня бросит». Наверное, таким странным способом девушка искала что-то, что давали родители в семьях. Совет, внимание или даже оплеуху. Но это что-то не находилось, а настойчивая Лиска продолжала искать. Слушатели среди сокурсников закончились еще в прошлом году, и Лисе требовалась свежая кровь. Единственным «донором» оставалась новенькая Ева Шанина. При удачном стечении обстоятельств, ушей девушки могло хватить на год. Где она жила, никто из студентов за полгода так и не поинтересовался, благо, её всегда можно было найти в ректорате.
Студенты появились на пороге приемной в тот момент, когда Ева собиралась грохнуться в обморок. Николя успел подхватить пошатывающуюся секретаршу и усадить в кресло, а Лиска притащила воду и папку с приказами, которой и стала обмахивать бледную девушку.
— Ева, ты что? Как себя чувствуешь? Что болит? Ты ела сегодня? Может, скорую вызвать? — затараторила Лисонька.
— Не знаю, не надо скорую, просто голова закружилась и подташнивает. Я весь день себя как-то непонятно чувствую, наверное, простыла, — со слабостью в голосе проговорила Енька.
— Блин, ты что, заболела? Ну, вот фигли ты заболела! Новый год ведь… Мы хотели тебя в гости позвать. Мы на квартире у одного из наших местных собираемся всей группой, там весело будет, у нас всегда весело, — тараторила Зайцева, то ли отвлекая Еньку, то ли еще не переключившись со своей волны, при этом активно размахивая папкой. Она был такая смешная и непосредственная, что настроение невольно становилось лучше.
— Не знаю, вряд ли смогу, — ответила Ева слабым голосом, она еще помнила, чем закончилась для нее последняя тусовка с одногруппниками…
— Ева, тебе чаю надо выпить с лимоном, могу из столовки принести, — подал голос Николя.
Ева почувствовала, как во рту собирается слюна. Да, чай не помешает:
— Чай здесь можно сделать. Открывай вот тот шкаф, который в углу стоит, да, этот. Обе створки открывай, там все есть, — отозвалась Ева.
Шкаф оказался мини-кухней, в нем были мойка, холодильник, микроволновка, чайник, посуда и продукты.
— Ни фига се, живут же люди, — запричитала Зайцева, — Я такой же шкафчик хочу!
— Зайчик, ну зачем тебе такой шкафчик, ты же готовить не любишь, — засюсюкал Николя.
Выглядело это весьма потешно и трогательно — здоровенный мужик, из которого слова лишнего не вытянешь, вдруг изменился в лице и превратился в нежную няньку. Ева невольно заулыбалась.
— Это только потому, что у нас такого шкафчика нету, — завредничала Лиза, заметив улыбку на лице секретаря, и тут же её атаковала, — А ты не можешь, не хочешь, или тебя родственники не отпускают?
— Родственников в этом городе у меня нет…
— О! А где ж ты живешь? — перебила Лизка.
— В общежитии.
— Да ладно, мы тебя там ни разу не видели, — не поверила девушка.
— Я в преподавательском живу, вместе с Ликой. Меня, как сотрудника туда заселили, — Ева увидела, как в глазах Лисы замелькали мысли. Они с Николя тоже подрабатывали на кафедре в институте, — Вы с Николя тоже могли бы написать заявление на вселение в это общежитие, кажется, там сейчас есть свободные места.