Николя после работы сначала направился в супермаркет, где кроме прочего, можно было разживиться и товарами для бани, а уж потом, с двумя громадными пакетами, зашел к коменданту.
— Архипыч, я тут здоровьем решил заняться. Мне сказали, что баня для этого первое дело. Вот в магазин заехал, прикупил кое-чего, посмотришь? Может еще что надо? — с самым честным видом начал Николя.
— Колись, что задумал? В баню мою тебе зачем? — не иначе отец коменданта был чекистом, а сыну все не генном уровне передалось, — Что глазенками лупаешь? Думал, Архипыча объегорить можно? Ага, не таких видал, — довольно хвастался старик, — Ну, что рассказывать будешь, али пойдешь к своей Лисе?
И Николя сначала неохотно, сильно смущаясь, начал делиться планами. Чем дольше парень рассказывал, тем сильнее увлекался и говорил уже не только о планах, но и переживаниях, своих размышлениях и наблюдениях. Комендант невольно зауважал парня. Оказывается, за угрюмым фасадом скрывается острый ум и наблюдательность. Архипыч проникнулся. История зацепила деда, а еще больше зацепила его дознавательскую сущность. Уже через полчаса в кабинете коменданта сидело два заговорщика. Они составляли план предстоящего мероприятия. О сроках проведения Николя должен был предупредить дополнительно.
Глава 21
Андрон Лутак приехал уставшим. Все-таки почти восемь часов, с учетом пересадки, сидя в кресле, да еще после напряженной рабочей недели, давали о себе знать. О том, что надо предупредить Еву, он вспомнил только в столице, когда ждал следующий самолет. Была ночь, звонить было поздно.
На автомате направился не в гостиницу, а в общежитие. Мужчина чуть не заснул в такси. От усталости его вырубало, но какое-то непонятное чувство гнало вперед. Он не хотел быть похожим на влюбленного мальчишку, но солидно вести себя не получилось. Из машины он буквально выпрыгнул и подлетел к двери в общежитие.
Комендант по-хозяйски расположился в будке вахтерши и просматривал журнал посещений. На скрип входной двери оглянулся, кивнул в качестве приветствия, но останавливать Лутака не стал. Только ухмыльнулся мысли, что молодежь совсем несерьезная пошла, и полуфранцуз забыл его предупредить о приезде. Затем, дождался вахтершу и пошел проверять в баню, все ли есть для реализации плана.
В блоке жизнь уже кипела, обитатели собирались на работу.
— Андрон? А почему не предупредил? — удивилась Ева, впуская мужчину.
— Прости, милая. Совсем закрутился, вспомнил только, когда пересадку делали. Но было уже поздно. Не хотел будить. Устал, как собака. Покормишь?
— Да, конечно, проходи. Но поговорить не получится сейчас. Я собираюсь на работу.
— Ева, кто там? — донесся из кухни голос Риммы. Как-то так само собой получилось, что кухню она взяла на себя и теперь обитатели блока заходили туда только столоваться.
— Здравствуйте, Римма Власовна.
Римма повернулась и удивленно вздернула бровь. Она только что вернула себе дочь и наслаждалась этим состоянием. Теперь же появился тот, кто мог разрушить идиллию. Это была не ревность и не неприятие, просто женщина определила себе и дочери срок адаптации, нового знакомства друг с другом. И в этот промежуток времени Римма делить ее ни с кем не собиралась.
— Неожиданно…
— Ну почему же? Я тоже заинтересован в разрешении истории с Борисом. Не могу позволить ущемлять интересы моего сына и моей женщины.
Римма спрятала довольную улыбку. Все-таки она была права, из этих двоих может получиться прекрасная пара. Вон как Дрон переживает за ее дочь, даже не злится на то, что она фактически бежала из-под венца.
Ева ушла собираться, на кухне остались они втроем: Римма, Дрон и Ванечка, это немного ослабило напряжение.
— Так ты для массовости приехал? Напрасно оторвался от работы, у Женечки здесь отличная группа поддержки, — Римма решила подразнить мужчину, выставляя еще один прибор на стол.
— Нет, я с конкретными предложениями. Юристы посоветовали сразу несколько пунктов, чтобы укрепить позиции Ени, если дело дойдет до суда, — рассказывал Лутак, присаживаясь поближе к сыну. Римма внимательно слушала, — В идеале, конечно, брак с отцом ребенка, то есть со мной. Но я понимаю, что это скользкая тема и мне не хотелось бы лишний раз нервировать Еву. А вот усыновить Ванечку и купить квартиру я могу. Отобрать ребенка сразу у двух родителей будет невозможно.
— Согласится ли Женя? Ты уже с ней говорил об этом? — женщина еще раз убедилась в том, что Андрон Лутак мог бы стать идеальной парой для ее дочери. Заботливый, тактичный, предприимчивый и, все говорит о том, что любящий. Или влюбленный.
— Решил, что такие вопросы обсуждать по телефону не лучшая идея, поэтому и приехал.
После несколько скомканного и спешного завтрака, девушки насыщались чаем и кофе уже в приемной. Когда Римма предложила Дрону остаться на день в общежитии, а не тащиться в гостиницу, которую к тому же Андрон забыл забронировать, Еве завтракать расхотелось. Лиска поддержала подругу.
— Ев, ну что ты переживаешь? Ну, вздремнет мужик на диване, и что? На ночь-то все равно поедет в гостиницу. Или боишься, что останется? А хочешь, я помогу ему к семейной жизни адаптироваться? Сам потом сбежит, чесслово…
— Лиска, ты чудо. Пойдем работать, скоро Крутовский появится.
Вечером собрался очередной реввоенсовет. Народу было много. Все едва разместились в общей гостиной блока. Обсуждали варианты, предложенные юристами Лутака бурно. Юристы со стороны Евы говорили прямо, без обиняков, не щадя ни чьих чувств. Римма тоже не молчала. В конце концов, с определенными оговорками одобрили все варианты. В случае судебного процесса с Малиновским любой из них давал громадное преимущество или гарантированную победу. Но, постольку поскольку, что усыновление, что бракосочетание требовали не меньше месяца, то сошлись на том, что начинать надо с квартиры. После этого, Николя, который сидел тише воды, ниже травы, заявил, что как раз сегодня Архипыч топит баньку и приглашал желающих. Желающими оказались почти все представители сильной половины.
Спустя минут сорок, после пары заходов в парилку и ныряний в холодный бассейн, разомлевшие мужчины попивали какой-то травяной сбор из личных запасников Архипыча. Неожиданный отдых ублажал тело и душу, поэтому расходиться не собирались. Каких-то особых тем для разговора не было, последнее время приходилось пересекаться довольно часто, так что актуальные темы были исчерпаны. Проблема Евы новой подпитки в виде информации. А предаваться воспоминаниям было еще рановато, лет двадцать — двадцать пять можно было легко обойтись без мемуарной рефлексии. Поэтому общение сводилось к перебрасыванию короткими фразами.
— А ты, мил человек, что приехал-то? С подмогой какой, аль так? — комендант долго ждал, когда можно будет начать допрос. Не утерпел, вклинился не к месту.
— Конечно с подмогой, — улыбнулся Дрон. Старик ему нравился, хотя они практически не общались. Интуиция и чутье на людей, говорили Лутаку, что Архипыч нормальный мужик.
— А что не женишься на ней, коль заботливый такой?
— Да я хоть сейчас, Ева не хочет. Она сюда-то сбежала, чтобы замуж не выходить.
— Это что ж получается, наша Евка фря избалованная? Из-за капризов из дому с дитем убежала?
Гулькевич и Крутовский внимательно слушали, интересно было узнать версию второй стороны.
— Нет, нет, — поспешил оправдать девушку Лутак, — Ева из-за меня сбежала. Это я виноват.
— Что-то ты мутишь, родной, — начал свой допрос Архипыч, — весь такой правильный, а девка от тебя сбежала. Уж не от заботы ли твоей, а?
Дрон вздохнул, задумался. Рассказывать не хотелось. Это его ошибки и никто не сможет их помочь исправить, никто не выдаст индульгенцию на грехи. Только мнение о себе испортит, а оно и так не на высоте. Стало быть, нет необходимости делиться тем, что скопилось. С другой стороны, наверняка они уже в курсе и теперь только ждут подтверждения. Мелькнула еще мысль о том, что срок давности по совершенному им преступлению не прошел и, при желании, его рассказ можно будет использовать против него. Но все это не имело уже никого значения. Потому что ни одно наказание не могло быть серьезней, чем страх или равнодушие Ени к нему. Поле этой мысли говорить стало легко. Дрон не останавливался на подробностях, рассказывал схематично, но четко. Даже не пытался искать себе оправдание. Но мужчины чувствовали, что за спокойствием прячется сильное переживание.