— Постой, говоришь, что сразу после ужина с тестем к Евке направился? — комендант уже принял сторону Дрона, но ни на секунду не забывал о своей миссии.
— Не помню. Помню, как попрощались с Борисом, потом официантка вызвала такси. Что было дальше, уже не помню.
— А что, у вас в ресторанах официантки вызывают такси? Не администратор? — уточнил Крутовский.
— Вообще-то, вы правы, обычно это делает администратор. Просто столик обслуживала подружка Ени, она нас знала, я ее тоже видел пару раз. Она сама предложила машину вызвать, а я не стал отказываться, — вспоминал Дрон.
— Подружка? Как зовут подружку, помнишь? — зацепился Крутовский.
Дрон напрягся, глаза округлились, явно в голове завелась новая мысль, и он пытался ее думать.
— Ира или Кира, она вместе с Енькой и на даче, кажется, была, — голос был неуверенный и выдавал ошарашенность владельца.
— Так, давай с этого места подробней, — у Гулькевича в голове уже сложилась гипотеза, не хватало нескольких деталей, и он жаждал их получить.
Из бани мужчины вышли молчаливыми. Даже Архипычу «спасибо» не сказали. Со стороны могло показаться, что баня их расслабила до онемения. На самом же деле, все переваривали новую информацию, которой договорись с дамами пока не делиться. Доказательств в том, что Кира-Ира замешана каким-то образом в невменяемом состоянии мужчины, добыть не представляется возможным. Сама девушка ни за что не признается в содеянном. Тем не менее, Лутак решил поговорить об этом со знакомым детективом, который уже был в курсе истории двух семей. А там уже принимать решение, что со всем этим делать.
***
Квартира, которую еще из дома присмотрел Дрон, располагалась в доме, где жили Гулькевичи. Это был единственный ее плюс. Все остальное Ева отнесла к минусам: и гигантские размеры, и качественный, но «никакой» ремонт, и удаленность от Де Морелей и от работы. И не важно, что уехать пришлось всего на расстояние, равное четырем автобусным остановкам, все равно это было дальше, чем от общаги.
— Ева, ты не можешь отказаться от переезда. Если дойдет до суда, то информация о то, что вы проживаете в общежитии, сыграет сильно против тебя, — эта фраза в разных вариациях звучала от каждого уже пятый день. Лутак, по его словам, откладывал свой отъезд пятый день подряд из-за отказа Евы переезжать. Хотя Еве казалось, что тот просто взял отпуск и спешить ему никуда не надо.
— У меня есть квартира, — сопротивлялась Ева.
— Но живешь ты, почему-то, в общежитии. В твоей квартире ремонт нужен капитальный, от университета далеко. И места нет свободного для гостей, — Андрон был неумолим. Римма его поддерживала, Лиска дипломатично отмалчивалась. А вот Лика высказалась за переезд. Наверное, именно мнение Армас и сыграло решающую роль.
Еще одной темой для разговора стало усыновление Ванечки. Еву буквально разрывало от двойственности развития событий при принятии такого шага. С одной стороны, это будет шах и мат для Бориса Малиновсоко. Это против матери одиночки, аспирантки, работающей секретарем, он был грозным противником. Если же на поле выходил Лутак, шансы уравнивались. После этого все выпады Бориса были б не больше, чем внешний раздражитель, но не угроза. Это подкупало девушку.
А вот с другой стороны, в случае ухудшения отношений, место Малиновского мог занять Лутак. И вот там уже будет стопроцентный проигрыш. Против Лутака вести войну будет в разы сложнее. Эта сторона не просто останавливала Еву, она ее пугала до онемения конечностей. Как бы Ева не храбрилась и чтобы не говорила, а недоверие к Дрону в ее душе продолжало жить. Ни оно, ни страх больше девушку не тревожили. Но стоило начать вырисовываться непонятной ситуации, эти чувства поднимались в полный рост и заявляли о себе громким голосом. И не было в ее окружении ни одного человека, который мог бы гарантировать, что Лутак ей больше не противник, а даже наоборот. К тем, кто хорошо знал мужчину, Ева тоже относилась с подозрением. Те же, кому девушка доверяла безоговорочно, поручится за Андрона не могли.
Пока же девушка окружила себя жесткими правилами и запретами. В своем стремлении к идеалу она забывала о себе, своих чувствах и чувствах близких ей людей. Идеей фикс стал образ идеальной матери. В общем, Ева становилась механической куклой. При этом была напряжена, как натянутая струна.
Из-за такого состояния дочери Римме приходилось решать довольно неожиданные задачи. Одной из самых сложных оказалась убедить Еву в необходимости вести прежний образ жизни. Девушка настолько зажалась, что даже не ходила гулять с ребенком в парк. Но вытащить из кокона все равно не получалось.
Приближался день рожденья мелкого. Из-за возраста именинника решено было устроить семейные посиделки дома. И впервые за двадцать два года жизни на Еву свалилась подготовка праздника. Вроде ничего страшного, подумаешь — обед в кругу близких людей. Но девушка вспоминала званые ужины, которые организовывала его мама, и у неё сразу же начинали трястись поджилки и портилось настроение. Еве предстоял жесткий экзамен.
Уже с утра к Еве приехали Лика и Лисонька. Они, кроме того, что помогали на кухне, по привычке пытались отвлечь Еву своей болтовней от тяжелых мыслей:
— …а еще Жан Жак обещал помочь нам с покупкой квартиры. Знаешь, я иногда сама себе завидую… Мне так повезло встретить Николяшку, — тарахтела Зайка.
Но Ева никого не слушала. Все ее мысли вращались вокруг матери. Римма еще вечером сообщила, что готовит для Евы и Ванечки сюрприз, но даже намекать отказалась на то, что это будет. Ева еле сдерживалась, только сюрпризов ей не хватало. У нее и так последние три года сплошные сюрпризы по жизни. Она механически что-то делала руками, а сама пыталась морально настроится на любой вариант событий. Другими словами, утопить себя в равнодушии и пофигизме. Получалось не очень. Резкий звонок в дверь заставил девушку подпрыгнуть от неожиданности. Ева вышла в коридор.
— Здравствуй, мама. Здравствуйте, Борис Васильевич, — сюрприз удался, причем именно такой, как ожидала Ева — неприятный.
— Женечка, давай объявим перемирие и мораторий на все ваши военные действия, — вместо приветствия сказала Римма, — Отец приехал лично сказать, что уже отозвал заявление и больше не будет предъявлять тебе никаких претензий.
— Это правда, — отозвался Борис Васильевич, не глядя на дочь.
— Правда… Ладно! Доча, ты же не будешь препятствовать общению Ванечки с дедом? Это единственная наша просьба. Пожалуйста…
— Мама, ты используешь запрещенные приемы! Он пытался забрать у меня ребенка!
— Евгения, обещаю больше не вмешиваться в твою жизнь, — глядя в глаза дочери, сказал Борис.
— Ой, здравствуйте, Римма Власовна! А Вы, полагаю, Борис Васильевич? Я Лика, приятно познакомиться, — вышла из комнаты Лика, — Как вы вовремя. Римма Власовна, Вы же поможете нам стол сервировать? А то мы с Евой совсем ничего не успеваем, а от Лиски реальная помощь только на кухне, — дипломатия у Армаса была врожденным качеством.
Еве не оставалось ничего другого, кроме как пригласить родителей в дом.
Напряжение среди гостей и хозяев чувствовалось ровно до того момента, пока не пришли с прогулки Ванечка и Юлия. Мелкий был способен озадачить всех разом и каждого персонально. Самостоятельно сидеть в этот день он категорически отказывался. Мальчишка путешествовал по рукам и коленкам гостей. Казалось, он боится обделить вниманием хоть кого-то. Когда почти в середине застолья очередь дошла до Бориса Васильевича, хмурый мужчина еще больше напрягся и даже вспотел. Мелкий сам залез к Малиновскому на колени, но не сел, а встал лицом к Борису, взял в ладошки его лицо и, глядя в глаза, спросил: