— Прости. Слушай, я рад, правда! Просто не ожидал — после всего, что произошло между нами…
— Подождем еще немного, чтобы понять, что же между нами на самом деле.
Я представил, как она улыбается сейчас, и не смог удержаться:
— Я скучаю.
Я редко позволяю себе проявлять чувствительность. Все мои эмоции — в песнях, на сцене, в игре на гитаре.
Поэтому я тут же прикусил губу, испугавшись ее реакции. Не слишком ли это?
— Я тоже, — разбивая мои сомнения, произнесла она.
— Значит, тебя ждать завтра?
— Нет, завтра я только покупаю билет, — засмеялась она. — Но дату и время вылета я сообщу. Еще нужно вещи перевозить, и столько всего! Я уже упаковала самое необходимое, и получилось три чемодана! Я не знаю, как с этим справлюсь, — засмеялась она, но смех был натянутым. Я представить себе не могу, как сильно она напугана.
— Очень просто. Я тебя встречу, обниму, и мы решим все вопросы.
— Господи, Ларри, ты знаешь, что ты самый лучший из мужчин? Настоящий джентльмен!
— Знаю, — нескромно отрекомендовал себя я со смешком.
На этот день у меня еще была назначена съемка для рекламной компании линии одежды, фотосессия для нового мерча и интервью подростковому журналу. На следующий — перелет в Нью-Йорк на автограф-сессию, и вечером — еще один, в Лондон. В родном городе за два дня пребывания я успел сыграть с Шоном в гольф, встретиться со школьными приятелями и посетить детскую больницу. Это был сюрприз. С тех пор, как умерла Роззи, я дал себе слово, что буду помогать тем, кто нуждается. Детям в первую очередь. Если я смогу доставить кому-то позитивные эмоции, помочь материально — я сделаю это. Всё, что от меня зависит.
Первый раз всё откладывался, и со смерти Роззи прошло два года, прежде чем я наконец решился и нашел время. В какой-то момент просто сказал себе: «Сегодня я это сделаю». Попросил маму договориться с больницей — к счастью, никаких препятствий в этом не было, и явился прямо с утра.
Мне выдали бахилы, медицинский халат и перчатки, чтобы избежать распространения микробов. Я попросил медсестру войти в палату и поинтересоваться у лежащей там девочки, не ждет ли она гостей и как относится к моим песням.
Через минуту она вернулась и сообщила: девочка удивлена такому вопросу, меня знает и слушает песни, но по-прежнему ни о чем не догадывается.
И тогда я вошел туда сам.
Жутко переживал, если честно.
Но вы бы видели эти глаза! Худенькая девчушка лет восьми, изможденная муками, с перевязанной рукой и вставленным в нее катетером. Рядом с ней — мама, в таком же, как у меня, халате.
Они одновременно подняли свои глаза. Сперва в них отразилось удивление, смешанное с неверием в реальность происходящего. А затем девочка улыбнулась. И эта улыбка была очаровательной.
Мы познакомились (хотя она, конечно, меня узнала), обнялись — я надеялся, что так смогу передать свою веру и силы, немного поговорили. Синди — так ее звали — была полна любви к людям и веры в то, что скоро сможет, как и все дети, вновь ходить в школу и встречаться с друзьями, хотя ее диагноз был не из радужных.
Мы пробыли вместе около получаса. Напоследок сделали несколько фото, я записал видео-пожелание для нее, а затем, по просьбе врача, общее для всех пациентов больницы. Подарил свои диски и мерч. Взял с Синди обещание, что она непременно поправится, и тогда я подарю ей два билета на первый ряд на свой концерт в Лондоне.
Потом переговорил с ее мамой наедине и оставил денег на дорогие лекарства. Она плакала и не переставая благодарила меня. Мне было жутко неловко.
И всё-таки этот день не прошел впустую. Без камер, без репортеров, а просто так, от души, я смог быть кому-то полезным. И ради этого стоит быть Ларри Таннером, чье имя гремит на весь мир. Просто чтобы иметь возможность кому-то помочь.
— Я хочу, чтобы мои проценты с продажи следующего альбома были переведены на счет медицинского учреждения в Лондоне на помощь детям, — с порога заявил я Мэтту и нашей руководящей группе.
Он то ли задумчиво, то ли удивленно смерил меня взглядом, а затем произнес:
— А это неплохо. Можно попробовать. Это даже пойдет на пользу продажам. И правильно сыграет на твой имидж.
Да уж, дело было не в моем бывшем менеджере Поле, которого я винил в меркантильности. Видимо, это профессиональная черта характера всех продюсеров.
Я промолчал. Лишь бы всё вышло, как я решил.
— Альбом у нас в конце года. Как раз к Рождеству можем собрать эту сумму и перевести первую часть. Потом отчитаемся в каком-нибудь солидном издании.
— Без этого никак?
— Поверь, они сами заинтересуются.
— Ладно. Что для этого нужно?
— От тебя? Записывать песни. Всё остальное сделаем, — улыбнулся Мэтт.