Он выглядел ошарашенным. Словно я не должен был это знать. Но я знал. И он быстро взял себя в руки.
— У меня только один ребенок.
— Да ладно?
— Его зовут Мартин, ему четыре…
— А обо мне ты, значит, забыл? — прервал его я.
— Что? — окончательно растерялся он.
— Ты только что мне сказал, что у тебя один ребенок.
— Я хотел сказать — там. Там один ребенок.
Я развернулся, чтобы уйти, но он вновь крепко схватил меня за локоть, и вырваться было не так-то просто. Сила у него всегда была богатырская.
— Хватит, Ларри. Хватит вести себя как ребенок. Ты уже взрослый парень.
— Вот именно. И теперь я в тебе не нуждаюсь. Также, как ты не нуждался во мне все эти годы.
Во мне бушевала злость, скрываемая все эти годы обида. Я не желал с ним общаться. Но он оказался хитрей.
— Мама сказала, ты всерьез увлекаешься музыкой?
— Какое тебе дело? Ты что, общаешься с мамой?
— Она, в отличие от тебя, зла на меня не держит. Я мог бы купить тебе новую гитару. Трейси сказала, тебе нужен новый инструмент.
— Мне ничего от тебя не нужно!
Он помолчал несколько секунд, и вдруг тихо, как-то по-новому произнес:
— Прости меня, Ларри. Я был плохим отцом.
К такому я был не готов. И застыл.
— Дашь мне свой номер? Я хотел бы познакомить тебя с твоим братом, если ты хочешь.
У меня не было сил больше спорить. Как и желания знакомиться с «братом».
— Разве мать тебе не дала?
— Нет. Сказала, что это твой выбор — захочешь ли ты общаться со мной. Она лишь сказала, где я могу найти тебя.
— Легче стало? — хмыкнул я, старательно избегая его прямого взгляда.
— Нет.
Его откровенность меня убивала. Я не знал, как вести себя. Я не был готов к этой встрече. И слишком хорошо помнил тот образ отца, который был жив в моей памяти — как он наклоняется ко мне с перекошенным от гнева лицом и бьет наотмашь, как слезы заслоняют глаза, попадают в нос, затекают за уши. Я кричу, а он продолжает бить меня. Именно эта картина вновь предстала передо мной, не давая нормально общаться с отцом. Я знал, что должен простить его. Что старые обиды отравляют нашу жизнь и делают жестокими наши сердца. Но не мог.
Мы обменялись номерами. Всё, что я хотел в тот момент — чтобы он поскорее отстал от меня. Чтобы нас не увидели вместе.
Потом корил себя за проявленную мягкость и выдумал тысячу способов дать понять, что не нуждаюсь в нем.
А следующим вечером снова взял в руки гитару и вдруг подумал о том, какую хотел бы купить. У меня была старая, обыкновенная. Я бы хотел «Гибсон». Да, черную «Гибсон». Но у меня таких денег нет. И не будет. По крайней мере, ближайшие двадцать лет. Так я думал тогда.
Возможно, мной двигали исключительно меркантильные цели. Возможно, я всё ещё на что-то надеялся. Мы встретились.
Разговором это вряд ли можно назвать: отец пытался как-то расшевелить меня, много говорил. Я делал вид, что слушаю. Вел себя как дурак. Но и этому есть объяснение: во мне всё ещё жил обиженный мальчик.
Потом, как и обещал, он повел меня в музыкальный магазин. И сколько же там всего было! На какое-то время я вовсе забыл о мире извне, блуждая в этом раю среди гитар, барабанных установок, электронных пианино и усилителей звука.
— Как тебе эта? — сказал отец и ткнул пальцем в блестяще-черную поверхность «Гибсона».
Я затаил дыхание. Именно о ней я и грезил. Но цена…
— Ты ценник видел? — с делано-безразличным видом, походя бросил я.
— Если хочешь, купим ее.
— И тем самым ты пытаешься купить и меня, — констатировал вслух.
Ну, я и не против. С паршивой овцы хоть шерсти клок.
С ума сойти, «Гибсон»! Гитара моей мечты! Неужели она может быть моей?!
— Нравится или нет? — проигнорировал отец мой новый выпад.
Мое молчание было красноречивее слов. Я боролся с собой.
Мы купили эту гитару.
И я целые сутки не выпускал её из рук.
Качество звука стало гораздо круче. Только в клубах, где я играл, мало кто замечал это. Вообще никто, если честно.
С отцом мы стали общаться. Правда, нормальным это общение не назовешь. Но избегать его также, как прежде, после такого подарка я просто не мог. И я смирился с его присутствием в своей жизни.
Единственное, на что не соглашался — встречаться с его семьей. Зачем мне какой-то там брат и новая жена отца? Какое мне до них дело?
А на следующий день рождения он подарил мне дом. Собственный дом! В центре Лондона! Я был в шоке, когда получил извещение.
— Хотел подарить на твое совершеннолетие, но кто знает, что будет через два года. Решил не тянуть. Надеюсь, тебе понравится, — вот и всё объяснение. Отец никогда не был чересчур многословным.