Мелкие звери уже занялись трупами свиней, с наступлением темноты запах крови привлечет и более грозных хищников. Он не забыл о битвах над трупами коровы и теленка. Поэтому Форс соорудил из камней перед дверью нечто вроде баррикады и решил развести костер. Стены укроют его от всех, кроме пролетающих над ними птиц.
Форс поел сушеного зерна из своих припасов. Люра перепрыгнула через баррикаду и пошла охотиться для себя, рыща в сумраке позднего вечера. Форс подкладывая топливо в свой маленький костерчик и пристально вглядывался в сгущающуюся темноту. Над раскидистыми ветвями древних садовых деревьев пляшущими искорками роились светлячки. Он наблюдал за ними, прихлебывая воду из фляги. Боль в ноге теперь стала пульсирующей, она ударяла ему в голову и затихала где-то в макушке — тук-тук-тук… Затем Форс внезапно сообразил, что этот постоянный ритм порожден не болью и лихорадкой, а звуками, раздающимися в ночном воздухе. Низкие, хорошо слышимые размеренные ноты не имели ни малейшего сходства со всеми слышанными им ранее естественными звуками. Что-то в них было похожее на странную тихую песню того рыбака. Нечто похожее на ту песню выстукивалось сейчас на барабане. Форс рывком поднялся на ноги. Лук и меч были у него наготове. Ночь, которая для него никогда не была такой темной, как для других, казалась мирной и пустынной — за исключением этого отдаленного сигнала. Затем ом стих, внезапно, почти на середине ноты, как будто навсегда. Он понял, что не услышит его вновь. Но что это могло означать? Звук хорошо был слышен в этих Нижних Землях — даже если у других слушателей не было остроты слуха Форса. Отправленное при помощи такого барабана сообщение могло быть легко услышано за много миль. Ногти Форса впились в его ладони. Снова послышался этот звук, доносившийся издалека, с юга — столь слабый, что он мог быть всего лишь порождением его воображения. Но он не верил в это. Барабанщик получил ответ. Форс себе под нос отсчитывал секунды — пять, десять, пятнадцать, а затем снова тишина. Он попытался обдумать свои впечатления об этом рыбаке — и снова пришел к тому же выводу. Тот не был уроженцем Нижних Земель и это означало, что он, вероятно, был разведчиком лазутчиком с юга. Кто или что сейчас двигалось в эти Земли?
3.
Еще до рассвета пошел дождь, непрерывная, постоянная морось, которая могла продлиться не один час. Рана Форса затянулась, и он постарался переползти в угол хижины, где проломленная крыша все еще давала некоторую защиту. Люра прижалась к нему, и тепло ее мохнатого тела было единственным утешением. Но Форс не мог больше провалиться в тот беспокойный, с обрывочными сновидениями сон, в котором он провел большую часть ночи. Покой его отравляла мысль о предстоящем ему дневном путешествии. Долгая ходьба вновь открыла бы его рану, и он считал, что у него начались приступы лихорадки. И все же он должен был найти пищу и лучшее убежище. И тот барабанный бой… Будучи неспособным драться, он хотел убраться отсюда — и побыстрее.
Как только достаточно рассвело для того, чтобы различить черную линию на белой бумаге, он достал обрывок карты, пытаясь определить свое теперешнее положение — если это место вообще значилось на старом клочке бумаги. Между соответствующими точками были изображены крошечные красные цифры — расстояния в милях Древних, обозначенные вдоль дорог По его подсчетам, он мог находиться еще в трех дня пути от города — если, конечно, он находился именно там, где и предполагал. Три дня пути — это для сильного и не знающего усталости путешественника, а не для хромого калеки. Была бы у него сейчас лошадь… Но воспоминание о Ярле и о табунщиках спугнуло эту мысль из его головы. Если он отправится в лагерь степняков и попытается сторговаться, то Звездный Капитан прослышит об этом. А новичку украсть коня из хорошо охраняемых табунов было почти невозможно, даже если бы он и владел всеми своими конечностями. Но он не мог избавиться от своего желания — даже повторяя этот аргумент, полный здравого смысла.