Бесшумно закрыв за собой дверь, громко бросаю туфли на пол в коридоре. Ноги у меня — жутко грязные и забрызганные почти до колен — я шла разутой от того самого торгового центра. Оставшиеся два экскурсионных места так и остались непосещенными — я попросту о них забыла, находясь под впечатлением. Ох, что сейчас расскажу Лене… Нет, не прямо сейчас, чуть позже. Для начала надо отмыться, иначе вся квартира будет в грязных следах.
Пять минут под горячим душем кажутся бесконечными. Единственная сухая вещь под рукой — толстовка. Надеваю ее и вихрем вылетаю из ванной, чтобы на кухне поставить чайник. Да простит меня за это Константин… Мне сейчас совсем не хочется идти копаться в шкафу — из-за закрытой двери спальни тянет холодом, отчего разгоряченные после душа ноги моментально леденеют. Лена, видимо, опять открыла настежь окно и с наушниками в ушах не услышала моего прихода. Устрой за окном пушечный залп — не заметит.
Чайник громыхает о плиту, звенит чайная ложка, упавшая в раковину, я обжигаю пальцы горячей водой, переливая ее через край кружки.
— Потише было никак? Я думала, апокалипсис начался, гром небесный грянул… — заспанный голос подруги слышится в гостиной.
— Разбудила?
— Ага. Очень «интересная» была книга. Как прогулялась? Что это на тебе?.. — Хмурая Лена замирает в дверях кухни, скрестив руки и облокотившись о дверной косяк. Предвкушает интересную историю.
Но, вопреки Лениным ожиданиям, рассказ о моих «дождливых похождениях» умещается в десять минут. Десять эмоционально-бурных минут, которые подругу совсем не впечатляют.
— Ты что, гороскопов с предсказаниями начиталась? С чего взяла, что вы еще должны встретиться? — Лена все еще стоит. Она не может сидеть, когда ее что-то нервирует, а я, похоже, это и делаю, носясь по кухне, как волчок и размашисто жестикулируя.
— Это интуиция.
— У тебя нет интуиции, — Если бы Лена могла цокнуть так, чтоб ее услышала вся планета — она бы это сделала.
— Зато имя его есть, — по нему и попробую поискать в соцсетях. Про иголку и многострадальный стог сена даже говорить не хочу — стог-таки реальней перебрать, чем интернет, в котором нужный человек может быть даже не подписан своим именем. Да такое занятие можно делать пыткой в аду! Интересно даже, на сколько меня хватит…
Прихватив кружку кофе, проношусь мимо подруги в спальню, едва не расплескав кипяток по дороге, и добавляю: — Могла бы и поддержать меня для разнообразия.
— Хорошо, что я должна сказать? Это мило, хоть и странно? — Лена не унимается. Ее, похоже, не на шутку нервирует происходящее, и это самое странное в сегодняшнем дне. Видно, что она так и хочет меня остановить, но весомых аргументов не имеет. Поэтому молча, с максимально угрюмым лицом следует за мной, дабы посмотреть на фотографию Константина. Если, конечно, я смогу его отыскать. — Я только одного не могу понять… Он больше тебе ничего не сказал? Просто отдал кофту и все?
— Да, за ним приехали, — Мои пальцы стучат по клавиатуре ноутбука с первой космической скоростью, но поисковик молчит, выдавая в результатах кого угодно, только не его. Я запросто могу ошибаться с городом или примерным возрастом… — Она так классно пахнет… его кофта. Чем-то очень приятным, не могу разобрать… Кажется, сладким, вроде шоколада белого. И вишни…
— Ничем не пахнет, не придумывай, — Подруга хмыкает и отмахивается, — разве что дуростью. Твоей.
— Ну и противная же ты… Не романтичная совсем, — Я замираю в напряжении, вглядываясь в экран внимательнее.
Не знаю, сколько времени я сижу за поисками. Долго. Лена ушла давно, ничего не дождавшись и окончательно разочаровавшись в моей затее. И мой энтузиазм как-то иссяк, глаза болят от яркого света монитора, а спина и ноги затекли. Хочу, но не могу больше, не могу.
И тут я вспоминаю про блокнот…
Небольшой, но довольно толстый и увесистый, с причудливым абстрактным узором на корешке. И продолговатым желто-прозрачным камушком на обложке. И я не могу его открыть. Вернее, не могу пролистать — все страницы точно склеены между собой, так аккуратно и идеально, что я не могу не ужаснуться. Зачем его хозяину заниматься таким безумием? По темным чернильным пятная на переднем обрезе видно, что листы исписаны. Только вот я уже никогда не узнаю, чем…