Наверху — шорохи. Я ложусь спиной на подоконник и высовываю голову на улицу, чтобы посмотреть, что там творится. Волосы треплет промозглый колючий ветер, шуршит листами с эскизами, разложенными по столу. На промежуточном карнизе, держась рукой за оконный отлив, стоит женщина. Похоже, она только что спустилась туда из окна.
— Эй, что вы делаете? — окрикиваю ее, но негромко — не хочу напугать.
— Смотрю на звезды. Оставьте меня в покое, — отвечает незнакомка бесцветным, безразличным голосом.
— Если вы не вернетесь в квартиру, я полезу к вам. А я, между прочим, умирать не хочу. Вам настолько все равно, что вы готовы погубить другого человека, который еще и пожить не успел? — Психолог из меня никакой, но я со всей силы пытаюсь надавить на совесть самоубийцы. Только бы не сиганула…
Он, вроде, слушает меня, слышит. А у меня руки трясутся, когда я взбираюсь на подоконник с ногами.
— Не выйдет. Окно захлопнулось от сквозняка, а я не могу пошевелиться — ноги занемели, простите…
Что мог знать хозяин проклятого блокнота? Кажется, вчера ночью этот мир успели подменить. Жизнь — не вокзал, где опоздав на один поезд, можно сесть на следующий. Я не успею добраться до сумки, в недрах которой валяется мобильный, не успею вызвать спасателей, они — не успеют приехать…
— Замрите, я сейчас быстро поднимусь и открою, — говорю я, и сама ужасаюсь своим словам. Мне безумно страшно: я боюсь темноты, высоты, падения и… чувства вины. Если сейчас вернусь в комнату, оно будет мучить меня до конца жизни. Хоть что-то сделать нужно!
Рядом с моим окном пожарная лестница. Я смогу подняться, по промежуточному карнизу добраться до закрывшегося соседского окна и толкнуть его… Там попробую как-нибудь залезть и тогда затащу женщину в дом. Если ее ноги не соскользнут с выступа раньше…
На словах-то все просто великолепно и должно сработать. Быстро и точно. Вот только между до лестницы — расстояние. Ногой не дотянуться. Попасть на нее получится, только если я хорошенько оттолкнусь и прыгну… Оттолкнусь и прыгну, ухвачусь за нее. Или полечу вниз, как топор в воду. Вот моя голая ступня скользнула по металлическому отливу, ужалившему холодом...
Не знаю, что это за блокнот, но писать мою судьбу он не будет. Во всем целом свете есть только один ее хозяин — это я. И я иду менять мир. Женщина все еще стоит, прямо и бесстрашно. Проезжающая по двору машина на мгновение рассеивает тьму светом фар, и я вижу лицо незнакомки — безмятежное и выражающее любопытство, никак не страх. Оно… знакомо мне. Это ее портрет я рисовала в альбоме недавно, после того, как она снилась мне раза два или три. Ее портрет я вырвала и, скомкав, выбросила, сама не зная, почему.
И всё снова тонет во мраке.
— Марина! — неожиданно громко и истерично окрикивает меня голос из темноты. — Марина, назад!
— Что?..
Я резко срываюсь. Только охнуть успеваю, проваливаясь в темноту, но холодный ночной воздух не встречает меня своими объятьями. Меня встречает пол, о который я бьюсь затылком и спиной так, что вышибает воздух из легких. Второй раз за вечер. Как же больно!..
— Ты с ума сошла? — Лена трясет меня со всех сил. Так это она меня звала.
— Там… Она. Наверху, у окна. Прыгнет, Лена, надо что-то… — пытаюсь объясниться, жестами указывая на распахнутые настежь створки, но связных предложений не выходит. Меня колотит от холода, а мысли путаются.
— Каком верху?.. Я живу на последнем этаже, забыла? На чердаке нет никаких окон.
Она сверлит меня взглядом. Долго, пристально смотрит и ничего не спрашивает. Только встав с колен и потянув меня за собой, добавляет:
— Скажи спасибо, что я услышала твои копошения и крики, иначе искала бы тебя скорая по кусочкам в кустах сирени. Ты редкостная идиотка, мать…
Лена пинает ногой блокнот, но тот не закрывается. Разворот пуст. Всё, что на нем осталось это слова: «...ее действия не могут изменить мир.»
Глава 3. Эхо прошлого
Солнце скоро сядет, а я — с руками, перепачканными красками, заканчиваю картину. Успела затемно, не придется тратить свечи. Если заполучу еще пару холстов — смогу нарисовать сад и бальный зал. Жаль, они уже не так прекрасны, как когда-то, но… немного фантазии и мрак наполнится красками, а увядшие цветы снова распустятся. Я повешу эти картины в холл у парадной двери, чтобы хоть немного его украсить. Там еще сохранились следы былой роскоши.