Машина еще пару минут едет параллельно трамваю, в котором восседаю я с теперь уже максимально серьезным лицом, а потом скрывается из вида, повернув на перекрестке. А я еду до нужной остановки как на иголках. В памяти отчего-то всплывает имя из сна, которое хочется и помнить, и забыть одновременно — Кассиан. Не знала, что у меня такая богатая фантазия…
То и дело глядя на время в мобильном, вихрем залетаю в парадную музея, попутно скидывая с себя промокшее от мелкого моросящего дождя пальто. Уже в холле царит затхлый запах старины, красок и запустения, а у гардеробной он еще сильнее.
Я не сразу нахожу нужный зал, проблуждав несколько минут по извилистым коридорам и этажам, на которые идти не нужно было вовсе. Массивная люстра под потолком поблескивает стеклянными подвесками, напоминающими нити паутины в утренней росе. Стены, завешенные картинами, рубиново алеют, и в их окружении я будто утопаю в вине. К моему удивлению галерея полна людей, но по-прежнему остается тихой.
Я наслаждаюсь этим мгновением. Рисование всегда отвлекало меня от плохого, равно как и рассматривание чужих произведений.
Но в следующее мгновение эта улыбка сползает с моего лица. Он тоже здесь.
Тонкая белоснежная рубашка, идеально ровная осанка и греческий профиль — Константин буквально с порога привлекает к себе внимание представительниц женского пола, особенно молоденьких. Да и мое тоже. Правда, сначала мое внимание привлекла громко скрипнувшая дверь, которая за ним закрылась — я дернулась, как всегда бывает от громких или неожиданных звуков.
Без очков он еще красивее, но из-за прищуренных глаз кажется холодным и отчужденным. Меня рвут на две половины двойственные чувства, которые он у меня вызывает — симпатия и неконтролируемый, беспричинный страх. Трепет. Будто он представляет опасность, только какую — сама не знаю. По сравнению с той книжонкой, Константин выглядит вполне безобидно. Даже жаль немного, что она раскисла в воде — что теперь скажу? «У меня от ваших рукописей начались галлюцинации»?
От воспоминаний о высоте меня начинает тошнить, душно становится до одури. В глазах плывет. Я рискую упасть на виду у всех, зацепившись носком сапога за одну из выпирающих паркетных досок. На лбу выступает липкий пот, и нога нервно дергается — стучу каблуком по паркету. И всё равно иду к нему, сама не зная зачем. Пустое место рядом с ним так и соблазняет подойти, завязать глупый, бессмысленный разговор. Впрочем, нет, нам есть о чем поговорить — ему придется кое-что мне объяснить.
Константин хмурится, смотрит на меня, и его лицо не выражает ничего. Только взгляд полон настороженности. Я бы даже сказала… беспокойства. Будто ждет чего-то, что должно произойти. А я боюсь потерять его из вида — посетителей стало больше и, кажется, почти все они снуют именно между нами. Как на зло. Я толком не могу сдвинуться с места и то и дело на кого-нибудь натыкаюсь.
Он отрицательно качает головой и указывает на выход, когда замечает меня. А я, конечно же, не понимаю почему и зачем. Пока не замечаю картину, висящую неподалеку от него. Обособленно, на отшибе, а не рядом с остальными работами.
И с ней что-то не так. Когда подхожу ближе, вижу, что она… сырая. Да просто мокрая! Как только пальцем едва касаюсь полотна, из-под рамы вырывается струя воды, течет по рисунку, а за ней еще одна, еще и еще.
В панике оглядываюсь по сторонам — посетители толпятся вокруг и просто смотрят. Они еще ничего не заметили. И я не знаю, кого звать на помощь. Хватаюсь за раму, чтобы снять картину, но она как приросла. Меня обдает слегка теплой водой с едким химозным запахом лаймового геля для душа… Такой же я сегодня налила себе в ванну вместо пены.
— Господи… — вздыхает какая-то женщина, когда на полу растекается лужа, окрашенная красками.
Всё расплывается мгновенно. Бурыми бесформенными потеками становятся высокие разноцветные куколки, на фоне которых изображена молодую женщину. Ее лица, прорисованного художником четко и реалистично, больше нет. Вместо него проступает то, что я видела во сне сегодня.
Лицо женщины из горящей комнаты.
Глава 4. На перепутье жизней (1)
А вода всё льётся. Гадкого, тёмно-бурого цвета. Она уже повсюду на полу, коснулась подошв посетителей, что теперь пятятся назад от меня и уничтоженной картины. Некоторые и вовсе спешно уходят. С холста на меня смотрит женщина, чьи очертания стали ещё яснее, её глаза безумны. Мы с ней теперь один на один. Что ей нужно от меня? Что?!