– Не напал на меня здесь, чтобы увести в свою квартиру и…
– Господи боже! – Он отшатнулся, словно я влепила ему пощечину. – Ты в своем уме?! Я говорю о написании картины, о живописи, а ты – о сексе. Озабоченная? Я хотел предложить встретиться днем в парке, чтобы я провел время за мольбертом, а ты – на мосту. Но если это намек на большее…
– Что?! – Я едва не сломала каблук, резко дернув ногой.
Константин ухмыльнулся и убрал бычок в карман пальто.
– Интересная у тебя, однако, прелюдия, Яна. Острая.
Мое лицо наверняка напоминало красный блин.
– Художники как гинекологи. Всякого насмотрелись, – спокойно объяснил Костя, не обратив внимания на мою реакцию. – Позировать домой я тебя не зову, расслабься. Мне достаточно общественного парка.
Либо он первоклассный психопат, либо я для него – объект, уровень красивого пейзажа. Что ж, успокаивает. Но вдруг все-таки психопат?
– Я тебя раньше тут не видела. – Сменить тему – правильный выбор, а то заговорит зубы и окончательно усыпит бдительность.
– Мое любимое место, – ответил Костя.
– Мое тоже. Почему мы не пересекались?
– Я не сказал, что приходил сюда вчера, позавчера или месяц назад. – Он подмигнул мне. – Вопрос был как часто, а не как давно. Два года назад я приходил сюда каждый вечер.
– Почему перестал?
– Почему… – Он замолк. Я смутила его? – Все меняется.
Уж мне-то не знать…
– Честно говоря, я не собирался возвращаться. – Костя поправил ворот свитера, будто тот его душил. – Я не понял, за что любят Москву.
– Неблагодарные вы, приезжие, – ответила с обидой. – Оскорбляете, возмущаетесь, а все равно едете! Чтобы ругать мой дом?
Костя опешил. Вскинул бровь.
– Приношу извинения за грубость, москвичка.
– Принято.
Я хохотнула и провела ладонями по щекам: не ожидала, что когда-нибудь снова улыбнусь. Из-за художника-красивого-пофигиста!
Он придвинулся ко мне ближе, как будто случайно.
– Теперь я понимаю, зачем я вернулся в столицу.
– И зачем? – вырвалось из моей груди со смехом.
– Нарисовать тебя.
– Ой, хватит уже… – Я закатила глаза. – Что ты делаешь в парке ночью?
– «Сон – пустая трата времени»[4], – хрипло пропел Константин. Его тембр идеально подходил для рок-баллад.
– Bon Jovi?
– Знаешь старичка Джона[5]?
– Знаю. Но музыку слушаю редко.
– Почему? – изумился Костя. – Не могу представить свою жизнь без музыки. – Он достал из кармана запутанные белые провода наушников.
Я замялась. Не говорить же ему правду.
– Боюсь не услышать что-то важное…
– Например, как незнакомка кидает нож?
Смех согрел грудную клетку. Константин, напротив, притих. Он посмотрел на мои губы, и я инстинктивно облизала их.
– Чудесно, – пробормотал Костя и отвернулся к пруду. Слишком резко, я не успела перехватить его взгляд и понять, что он имел в виду.
Когда он вновь достал сигареты, я смогла разглядеть марку. Вот почему сигареты странно пахли! Они с гвоздикой. И еще похрустывали, как старые поленья. Кретек. Не самый лучший. Крепкий до одурения. Дешевый до безобразия. Я считала, курить подобную дрянь – себя не уважать. Поэтому достала из кармана пальто крепкие сигареты приличной марки. Я курила редко, но привыкла носить пачку в кармане рядом с ножом.
Не колеблясь, я протянула сигареты Константину.
– Спасибо, – вежливо сказал он. – У меня свои есть.
– Разве это сигареты? – Я досадливо хмыкнула. – Тебя обманули.
Константин рассмеялся в голос. На его впалых щеках появились ямочки. Он провел ладонью по волосам и прочел этикетку:
– С гвоздикой. Может, все-таки? – Я помотала головой, а Костя серьезно добавил: – В этом суть гребаной свободы – делать что душе угодно, не вспоминая о нормах и принципах. Нарушать собственные правила и совершать смелые поступки. – Он цокнул языком, помолчал и хрипло закончил: – А я свободен. Чертовски свободен.
В его голосе… грусть? Он не рад свободе? Не могу поверить. Это же мечта! Принадлежать себе. Делать что хочешь. Наверное, ему повезло с родителями, раз он мог осознанно выбирать дешевые сигареты и носить потрепанные вещи. Гулять по ночам, не думая о работе и обязанностях. Не оглядываться на чужое мнение и флиртовать с незнакомым человеком, не боясь осуждения. Я, запертая в воображаемую клетку, ему завидовала. Свободен. От плохих воспоминаний, внутреннего контроля, правил…
Но в моем случае риск слишком велик.
Константин достал зажигалку, собирался прикурить, и я не выдержала:
– Извини, не могу видеть, как весь вечер ты куришь это отвратительное месиво. Уверена, ты не получаешь от процесса удовольствия, что бы там ни говорил! – с вызовом заявила я и вновь достала из кармана сигареты. Протянула Константину пачку: – Возьми.