─ Красная Шапочка, по дороге идя...
Сказки кончились, я растерялся над бездной,
над потоком любви - муть какая-то в звездах.
Неужели, Господь, мои муки исчезнут,
как сейчас исчезает хрупкий лиственный отзвук?
Снова льет.
Ветер призраки гонит вперед.
И она пугалась этих слов. Пугалась... И вновь хотела их слышать.
Глава 9.
Он и Его кошка
Не таким-то простым делом оказалось найти мелодию, ориентируясь лишь на пару нот, что успели долететь до Него из наушников той девчонки с томиком Лорки, ну той, из парка, той самой, которую Он пытался уберечь от дождя. Но Ему это удалось! Не впервой всё же. Лучше всего в такой ситуации сесть за пианино, - а оно у тех несчастных людей, в чье музыкальное образование мамочки вкладывают всю душу и почти все деньги, разумеется, присутствует, - и попытаться проиграть услышанные ноты. Если мелодия знакомая, то пальцы быстро припомнят, на какие клавиши следует жать, чтобы превратить где-то подслушанный отрывок в знакомое произведение. Так Он и сделал - смёл с крышки пианино рабочую макулатуру, смиренно подождал, пока кошка, окрещенная Им Усатой, удобненько пристроится на хозяйских коленях, и стал наигрывать, мягко перебирая клавиши. Пришлось побиться где-то с час, прежде чем давно не утруждаемые таким делом пальцы угадали в нескольких нотах вступление к "Лесным сценам" Шумана. Надо же! Хотя, что еще Он ожидал услышать из наушников человека, зачитывающегося стихами Лорки, - Раммштайн?
Порывшись на полках необъятного шкафа, служащего приютом не только книгам, но и аудио- и видеодискам, Он отыскал-таки сборник Шумана и, вставив его в музыкальный центр, нажал кнопку воспроизведения и уселся на полу. Усатая, к тому времени успевшая задремать на верхней полке пианино, встрепенулась, повела ушами и с недоумевающий "Мяяя!" перебралась поближе к хозяину - на диван, прислонившись спиной к которому, тот сидел. Воспроизведение началось с "Одиноких цветов", мелодика которых как нельзя лучше сочеталась с обеда льющим за окном дождем. Гроза уже отгремела, ветер поутих, а вот серые капли все сыпались и сыпались с изможденного неба, весь день копившего в себе студеную влагу. Стуча попрыгунчиком о стену над плазменной панелью, Он слушал фортепьянные переливы Шуманских "Лесных сцен" и наблюдал, с какой горечью и злостью хлещет за окнами весенний ливень.
А что, если всё не так страшно, как ему представляется? Вдруг не так уж и зазорно быть владельцем потасканной иномарки и жить в тридцати квадратных метрах, в которые компактно вписаны две комнаты, раздельный санузел и кухня? Когда-то Он мечтал так жить... И гулять в грозу без зонта...
Попрыгунчик набирал скорость. Как-то боязливо поблескивала уголком висящая на стене "плазма". Ну ей-то бояться было нечего - что-что, а вот так выверено стучать мячиком рука у Него была набита. Это вам не классическое произведение по двум нотам узнать! В швыряниях и бросаниях Он поднаторел... За столько-то лет игры на бирже!
Нежные переливы Шумана быстро надоели, а потому были заменены на тот самый Раммштайн. Врубив колонки на полную, Он распахнул окна и выпустил гитарный скрежет "Sonne" в промозглый весенний вечер. Пока редкие прохожие в раздражении и любопытстве поднимали глаза к окнам Его квартиры, Он, набрав в раковину холодной воды, хорошенько охладил в ней разгоряченную голову, вынырнул и посмотрел на свое мокрое лицо в зеркало.
Вода, набравшаяся в каштановые волосы, сейчас потемневшие до черноты, тонкими струйками стекала по впалым щекам на подбородок, капала с тонкого носа и мелкими капельками блестела на слегка заостренных скулах. Лицо от этого странным образом преобразилось - утратило былую холодность, резкие черты его разгладились, даже прямой росчерк тонкогубого рта смягчился, преломляясь в некоторое подобие улыбки. Только глаза остались прежними - двумя антрацитово-черными хрусталинами блестели они из глубоких впадин на худощавом лице. Однажды в разговоре со знакомой Жанна сказала, что Его внешность нельзя назвать привлекательной именно из-за этих страшных глаз, черных до такой степени, что в них невозможно было различить зрачки. Он не относился к мужчинам, которым хоть раз в жизни в голову закрадывалась мысль о собственной красоте. Даже в юношестве Его не посещали такие раздумья. Но жизнь, щедро преподносящая Ему внимание женщин на блюдечке с золотой каемочкой, и тогда и поныне настаивала на Его, если не привлекательности, то притягательности уж точно.
С какой-то радости вспомнилось лицо той девочки из парка, так же точно залитое водой. Он утопил голову в махровом полотенце, промокнул лицо и волосы, вернулся в гостиную и в списке воспроизведения выбрал "Amour".