Тина была архитектором, сильной и творческой натурой, в этом они были схожи с Леони, оттого и сдружились почти сразу же, как Теренс познакомил свою будущую жену с сестрой. Относительно почти всего в жизни Тина придерживалась здравого смысла и расчёта, порой даже чересчур, что и помогло ей ещё семнадцатилетней девушкой протолкнуть свой первый архитектурный проект на конкурс по строительству загородного особняка, который устраивал известный певец. Но с ней случилось одно «несчастье»: девушка влюбилась. Сколько ни упрекала её мать, Тина не могла быть с Теренсом гордой и недоступной. Она бросилась в любовь как в омут. Её старые подруги даже шептались между собой, что слепая привязанность к Теренсу сделала Тину типичным примером сильной и интересной женщины, из которой любовь сделала дуру. Теренс всегда считал свою девушку наивной и миловидно-недалёкой, хотя не подозревал, что она ради его самолюбия прикидывалась глупее чем есть, что она почти всегда знала, что Теренс ходил на сторону.
- Ну, я надеюсь, ты им там всем утрёшь нос, – самонадеянно проговорила Леони, – я даже говорила со своим одноклассником, помнишь, я тебе про него рассказывала, тот, который у нас заучкой был и в Гарвард поступил? Он теперь высококлассный специалист в области инженерии: он мне сказал, что это здание никуда не рухнет, всё в порядке; уточнил мне там кое-что про особенности стройматериалов и поверхностей, я тебе потом вышлю на e-mail конкретно, что он говорил. А эти акулы тебя просто запугать хотели из зависти, чтоб твой проект не прошёл. Так что у тебя теперь будет, чем им возразить основательно и с аргументами, – победно заключила Леони, войдя в раж.
- Ты меня перехвалила, похоже.
- Брось прибедняться! Я знаю, что ты у меня не святая и любишь, когда тебя хвалят, – с озорной улыбкой отрезала мисс Маллиган.
- Ладно, твоя взяла… Да, я считаю, что я бесподобна, если касаться именно этого проекта: я давно ни во что так не вкладывалась и так хорошо не просчитывала. Меня трясёт от предвкушения успеха! – Тина по-дружески весело запищала в телефонную трубку.
- Вот и держи этот настрой. А то будет совсем не так круто, если мои рекламные старания улетят в трубу из-за того, что ты прикидываешься бездарностью.
- Сама бы следовала своим советам, умничает она тут, – шутливо говорила Тина.
- Не мешай мне быть типичной девушкой! – возразила Леони подруге.
Они проболтали около часа и закончили с чувством полного удовлетворения. В это мгновение Леони подумалось даже, что к чёрту всех мужчин, к чёрту отношения с ними, когда есть вещи гораздо интереснее, когда есть хорошие друзья, хобби и работа, которая нравится. Окрылённая и полная внезапной бодрости (головная боль её прошла), Леони приготовила ужин на всех, подмела полы в жилых комнатах и коридоры. Она не особо любила вести домашние дела, но на неё напало внезапное «домохозяйское вдохновение», какое порой ощущает каждый человек на приливе энергии и свежих сил. Старинные стены и предметы не пугали её так, как в ночной тиши, а наоборот завораживали и восхищали.
Близился вечер. На озере, где отдыхала компания, багровел закат, ветер стих, и водная гладь в штиль напоминала зеркальную поверхность.
Джим был весь день на эмоциях, веселился больше остальных, забавлял друзей шутками и рассказами о неординарных клиентах их с Теренсом салона. Но к вечеру он устал, душевные силы его иссякли, и он заскучал. Он даже не скучал по Леони, так как оживление в компании заставило его ненадолго выбросить из головы наваждение. Ему хотелось одиночества. Джим заявил, что на него накатила сонливость, и отправился до дома пешком. Ему было безразлично, что идти довольно далеко, хотелось скорее найти себе другое занятие.
Он явился домой в одиннадцатом часу, очень уставший и голодный (на пикнике была лишь лёгкая закуска). Спускающаяся со второго этажа Леони, завидев на пороге Джима, приостановилась, испугавшись нежеланного разговора.
- О, ты… – буркнул рассеянно Джим, прикрывая веки, – не бойся, я не намерен… нет, я не хочу с тобой ни о чём разговаривать. Так что можешь спокойно идти по своим делам, – он нелепо поджал рот.
Леони несколько смутилась и удивилась. Ей даже стало отчего-то стыдно за то, что она так открыто избегала Джима.
- Да я и не боюсь ничего. Я тоже не хочу с тобой говорить, – она ласково улыбнулась ему.
Джим отрешённо отвернул голову в сторону и прислонился к стене. Леони медленно спустилась вниз и подошла к нему: размотала шарф с его шеи и расстегнула кардиган, затем заботливо сняла его. Джим насупился и внимательно наблюдал за всеми манипуляциями, которые проделывала Леони.
- На кухне есть картофель с овощами и копчёная рыба, – неловко начала она.
- Что?! – Джим удивлённо усмехнулся.
- Да, да, мне было нечего делать! – Леони замахала протестующе руками. – Всё, не говори больше ничего, просто иди и поешь!
- Женщины удивительные создания. Точно, – загадочно протянул он и направился в сторону кухни.
Кухню обустраивала ещё прабабка Даррена, а до неё прислуга семьи. Здесь царил старинный уют и некая смешанность обстановки: было очевидно, что годами кухню обживали разные хозяйки, но преемницами соблюдались традиции ведения здесь хозяйства от первой кухарки. Огонь пожирал поленья в камине, рядом с камином стояли печь и плита, на протянутой через всю кухню верёвке сушились травы и пряности, в углу стоял мешок картошки.
Они сидели в молчании, Джим ел быстро, с большим аппетитом, Леони же сидела напротив, сложив перед собой на столе руки и опустив на них подбородок. Она внимательно наблюдала за ним и улыбалась улыбкой, полной исключительного довольствия собой и женского кокетства.
«Никогда не любила есть в столовой. Как-то это для богатеньких или для заскорузлых наших американских мещан… А вот на кухне совсем другое: уютно, душевно и еда будто даже вкуснее. Кажется, он так тоже считает: аж треск за ушами стоит», – она открыто стала ухмыляться, деловито качая головой.
- Не понимаю я всех этих столовых комнат, – говорил Джим с набитым ртом, – что мешает сесть на кухне за трапезу? Ведь уютнее и милее намного.
- Вот я только что так думала! – по-детски воскликнула Леони, привскочив с табурета в радостном порыве. Ей стало очень тепло от того, что Джим разделял это её мнение.
- Вот-вот, а то любят говорить, мол, это по-свински – какая ерунда! Если так нужна красота и изыск, то можно и на кухне повесить картины и прочее. Как здесь, кстати, – он обвёл взглядом стены кухни: на них висело штук шесть живописных полотен, от натюрмортов до портретов детей в старомодных костюмчиках, играющих с домашними животными.
- Нравятся мне люди, которые здесь жили когда-то, – задумчиво изрекла Леони, подложив руку под щёку, – видно и чувствуется в каждой вещи бережное отношение хозяев дома. И хорошие книги в библиотеке, и картины, и музыкальные инструменты – многое говорит о том, что если не все, то большинство в этом роду были людьми образованными и творческими.
- Согласен с тобой. А наш Даррен хоть и немножко в иную сторону отклонился, так сказать, но всё-таки также преуспел в своём деле, что делает его достойным своей фамилии.
- Я бы, конечно, не сказала, что он похож на эстета, но память предков и всё такое чтит. Он мне рассказывал, что его прадед играл на виолончели и фортепьяно, талантливый человек был. Он и в Америку приезжал, на концертах знаменитых композиторов выступал, даже лично был знаком, ты не поверишь, с эмигрировавшим Сергеем Рахманиновым!*
- Он вскользь, кажись, упоминал. Мы толком об искусстве с ним не успели поболтать: он то выпивкой, то девчонками был занят, – Джим развёл руками. – Но я знаю, что в библиотеке, в длинном комоде есть большая коллекция пластинок со старыми записями классических произведений.
- Доедай скорее! Пойдём в библиотеку, я хочу послушать их! – Леони вытаращила на Джима полубезумные от счастья глаза и выглядела очень забавной.