Договорить он не успел. Почувствовав в ногах силу, я рванул к нему. Мир передо мной качнулся, но устоял — остаточное влияние похмелья, которое не удалось прогнать полностью. Цели своей я достиг, покрыв расстояние между мной и мальцами в один могучий прыжок. Карл, как более умный, был настороже и вовремя отскочил, а вот Генриха я цепко ухватил за плечо — и чуть не разжал пальцы, ощутив под тонким пальто хрупкие кости, на которых явно недоставало мяса.
Только тогда мне бросились в глаза впалые щёки сорванцов и их бледность. Рядом с Генрихом я казался настоящим гигантом, почти вдвое выше, с ладонью, в которой запросто поместилась бы его голова. Я готов был поклясться, что мои пальцы ненамного тоньше его рук.
Губы паршивца распахнулись в немом крике. Ещё бы, когда на тебя мчится этакая туша, попробуй не испугайся. Передо мной разбегались, бросая винтовки и выскакивая из траншеи, вражеские солдаты, что мне какой-то сопляк!
Нет, это не моё воспоминание. Слишком много в нём звериной радости. Может быть, досталось в наследство от прошлого владельца тела? Но это чушь, с чего я решил, что я не он?
Размышления прервал визг мальчишки, наконец-то осознавшего ужас своего положения. Он стал отчаянно вырываться, я же, нащупывая путь к своей памяти, придерживал его двумя пальцами, словно суетливого жука. Подельник парня дал дёру — его нескладная фигура как раз мелькнула у выхода на улицу и мгновением позже исчезла за углом.
Я покосился на Генриха.
Вот какой у тебя приятель, парень. Вот цена вашей дружбы.
А Генрих вдруг обмяк. Похоже, он смирился с тем, что удрать от меня не получится.
— Нет-нет-нет, не бейте меня, уважаемый… герр, герр…
— Кляйн, — всплыло из глубин сознания. — Макс Кляйн.
Нет, имя определённо принадлежало не мне. Скорее всего, так звали прошлого владельца этого тела.
— Герр Кляйн, клянусь вам, я не хотел, я не думал в вас целиться, я нарочно мазал, это была просто игра!
На мгновение я ослабил хватку, и в глазах Генриха загорелся огонёк надежды: а что, если клюнет и отпустит? Но он быстро потух, когда я ухватил его за ухо. Ухватил осторожно, даже нежно, чтобы ненароком не оторвать — всё-таки мы находились в совершенно разных весовых категориях. Я слегка потянул сорванца вверх, вынуждая встать на цыпочки, склонился и чеканно проговорил в ухо, налившееся красным:
— Никогда, слышишь, никогда не смей швырять в людей камни.
Эксперимент вышел удачным: я не только понимал местных, но и мог изъясняться с ними так, чтобы понимали меня. Впрочем, вряд ли в этот миг Генриху было дело до возможной неразборчивости моей речи, странных ударений и нездешнего акцента. Если всё это и присутствовало, он виду не подал.
— А-ай! Ой! Я п-понял! Понял!
— Ну-ка повтори, что ты понял? — пробасил я и внутренне поморщился.
Не голос, а натуральное рычание. Таким нужно вести в бой войска, а не поучать зарвавшихся молокососов. С другой стороны, я не собирался его колотить, а небольшой урок ему не повредит.
Сорванцу хватило наглости метнуть в меня полный ярости взгляд. Я встретил его безмятежной улыбкой, — но мальчишка прочёл в ней нечто такое, чего я в неё явно не закладывал, потому как запал его моментально погас. Более того, парня бросило в пот, челюсть его задрожала.
— Н-не убив-вайте, г-герр Кляйн…
Перемена его настроения была столь разительной и показательной, что у меня пропало всякое желание учить его. Он был хулиганом, но хулиганов надлежало перевоспитывать, а не запугивать до полусмерти — если, разумеется, они не мешали цели миссии…
Передо мной вновь замаячил призрак воспоминаний, без сомнения принадлежавших мне. Но едва я потянулся к нему, меня бесцеремонно отвлекли. На сей раз это была женщина, которая выскочила из подъезда одного из домов. Наспех нацепленная меховая шапка, которая оставляла одно ухо открытым, придавала ей залихватский вид. Шурша юбкой, она подлетела ко мне. Кулаки её были сжаты, и у меня возникло подозрение, что она вот-вот набросится на меня. Однако её решимость поубавилась, когда она в полной мере оценила мою комплекцию. Вместо кавалерийского наскока она разразилась криком:
— Немедленно отпустите его, отпустите моего мальчика, вы, зверь! Кто дал вам право распускать руки? У Генриха ничего нет, можете не трясти его, нет ни пфеннига! Подумать только, здоровый лоб, а вытряхивает деньги из детей! Уж мой муж показал бы вам, не будь он на работе! До чего докатилась эта страна, если такие, как вы, вместо честного труда занимаются грабежом!
— Правильно ли я понимаю, что вы мать этого никчёмного бедокура? Вы-то мне и нужны! К вашему сведению, он с другом бросался в меня камнями, когда я…