По большому счёту, она не произвела в обществе фурора. Технологии, которыми мы уже обладали, позволяли добиться тех же результатов, хоть и иным путём. Например, когда я очнулся в Берлине, то избавился от головной боли — устранил гипогликемию и понизил давление — неосознанным обращением к псионическим силам, использовал себя как батарейку для перестройки процессов в организме. Но не проще ли избавиться от влияния продуктов распада алкоголя на этапе проектирования тела? Так и поступают — безо всякой псионики.
Нужно остановить кровь и залечить рану? Можно пойти длинным путём: собрать волю в кулак и заняться прямой манипуляцией энергией элементарных частиц, потратить кучу сил, чтобы ускорить регенеративные свойства клеток, а можно взять портативную «штопалку» и получить результат за пару секунд.
Когда-то давно открытие псионики стало бы переломным моментом, рождением новой эпохи. Для нынешнего человечества она превратилась в игрушку, муторную в освоении и не очень полезную в повседневной жизни В основном её изучали полевые агенты Института, которым по роду деятельности полагалось не светить земными устройствами на чужих планетах, и немногочисленные чудаки-эксцентрики.
Нельзя сказать, что псионика была полностью бесполезной. Без неё не получилось бы изобрести фокусирующий луч для удалённого переноса сознания. Она заняла своё место в науке наряду с другими важными разделами. И раз уж объявилось Существо, таинственная псионическая сущность, учёным в этой области теперь будет над чем поломать голову.
Беда в том, что для необразованного наблюдателя её проявления выглядели как некая магия. А мне репутация колдуна была совершенно не нужна.
Я стиснул зубы. Ещё одним недостатком псионики были огромные потери энергии при работе человеческого организма с внешней средой. Наши тела не задумывались как батарейка для сложных фокусов.
А я именно что фокус и пытался провернуть. Очистить лёгкие Вольфа от поражения инфекционными микобактериями и обратить процесс распада лёгочной ткани вспять.
Концентрация сбивалась. Я принялся тихо ругаться на всех известных мне языках, сосредоточившись на звуке собственного голоса. Если сорваться, то всё, второго захода не будет.
Повезло, что Макс Кляйн был здоровым, как бык. Но и его бездонный колодец под конец пересох. Я дышал через силу. Перед глазами вспыхивали огни. Горло свело спазмом. Каждый сустав болел, словно его вывернули, а затем вставили обратно. Меня лихорадило.
Но я справился. Дыхание Вольфа выровнялось и стало глубже. Смертельная бледность ушла.
Кое-как накрыв мальчика одеялами, я вывалился в коридор. К ожидавшему там Отто Брауну присоединилась фрау Шнайдер. Я всучил ей кружку с остатками рома и спросил, есть ли какая-нибудь еда.
— Остатки заливного и немного сыра… — растерянно ответила она.
— Пойдёт.
Во мне пробудился зверский аппетит. Еда и сон — больше ни о чём я и думать не мог. Пошатываясь, я направился на кухню.
Фрау Шнайдер и отец Отто проверили самочувствие Вольфа. С первого взгляда стало понятно, что жизни мальчика уже ничто не угрожает. На его щёки начал возвращаться румянец. Тяжёлое забытье перешло в спокойную дрёму.
Пастор размашисто перекрестился и завёл молитву за здравие своего подопечного, безотчётно поглаживая обложку Библии, а точнее, частично осыпавшееся серебряное тиснение креста на ней. Оно, как ему вдруг показалось, на миг потеплело и налилось торжественным блеском, словно отзываясь на слова. Он счёл это добрым знаком.
За спиной Брауна экономка, повертев кружку в руках, осушила её двумя могучими глотками — отметить чудесное исцеление. Вкус микстуры пришёлся ей по душе.
— Слышали о чём-то подобном? — спросил Отто, закончив молитву.
— Вы о том, как себя ведёт Кляйн, или исцелении Вольфа? Если первое, то я читала в одном журнале про феномен переселения душ. Может быть, в него вселился учёный человек, какой-нибудь почивший декан Гейдельбергского университета?
Преподобный Браун повернулся к ней. Увидев пустую кружку, он поморщился. Фрау Шнайдер запоздало спрятала её за спину.
— Не порите горячку. Никакого переселения не существует, это спиритуалистическая чушь. Вы же живёте при храме Господнем!
— И какова же ваша версия?
Глаза преподобного Брауна возбуждённо заблестели. Он ощутил, что близок к разгадке. Его пальцы вновь огладили крест на Библии.
— Я слышал, как он молился. Стоял на коленях у постели и молился!