Флюмер поспешно опустил руку и шагнул назад. Затем, сообразив, как это должно было выглядеть со стороны, он взъярился пуще прежнего:
— Герр Фрейданк, вы подвергаете опасности идею всего движения! Да будет вам известно, этот человек — открытый любитель евреев и безусловный большевик! Он хочет пробраться в наши ряды, чтобы подорвать изнутри сплочённость, которую мы, как честные немцы, сохраняем перед лицом врагов отечества!
— Я крайне переоценил ваши возможности, герр Флюмер, — произнёс я. — Научные журналы вам не по плечу. Ваш максимум — колонка с паршивыми антисемитскими стишками в «Консервативном Еженедельнике».
— Видите! Он и не скрывает! — торжествующе объявил Эрик. Мою подначку доблестный страж закона даже не понял; как и любой порядочный идиот, он был способен осознать только прямые оскорбления.
— Напомню, герр Флюмер, что «Сообщество» не затрагивает национальных и расовых вопросов, оно сосредоточено на отражении внешней угрозы, — отчеканил Эдуард. — В первую очередь мы солдаты… были ими когда-то. На поле сражения все равны, не так ли? К тому же герр Кляйн уже принят в наш союз, мы обговариваем последние формальности. Между прочим, он будет заниматься починкой винтовок. Как можно заметить, они пришли к нам в негодном состоянии. Если ничего с ними не сделать, к приезду высокого гостя не удастся организовать учебные стрельбища.
Я с удивлением воззрился на Фрейданка. Когда это я успел вступить в «Сообщество»? Не то чтобы я не собирался этого сделать; оно предлагало чересчур удобный старт для дальнейшей деятельности. Но странно было слышать о моём приёме от председателя, ведь мы ещё не затрагивали этот момент.
Эдуард сделал мне и притихшему Курту незаметный знак, призывая не возражать.
— Уже принят? — взвился Эрик. — А как же голосование⁈ В обход всех правил и приличий взять проходимца с улицы!..
— За него поручился герр Мецгер. Кроме того, сейчас вы звучите как истый социалист, озабоченный мнением большинства, — позволил себе лёгкую ухмылку Эдуард. — В исключительных случаях я, как глава «Сообщества», имею право принимать в него тех, кого считаю нужным.
— Бардак! Это вам так с рук не сойдёт, Фрейданк! Помяните моё слово, вам не простят… Я этого так не оставлю!
Эдуард похлопал по ящику с винтовками.
— Вы против того, чтобы мы обзавелись работающими образцами? Ваше ведомство их нам не выделило.
Против воли Флюмер заглянул внутрь. С кислой физиономией он был вынужден признать, что лежавшие в коробках Gewehre ни на что не годились.
— С чего вы взяли, что этот… верзила справится?
— Он обладает необходимым опытом и оборудованием, — не моргнув глазом, ответил Эдуард.
— Вот как?.. Звучит сомнительно…
Было очевидно, что Эрик поддался очарованию идеи, которая обещала вместо горы хлама — исправные винтовки. Однако он упрямо не желал видеть меня в рядах «Сообщества», а ждать, пока его переубедит Эдуард, показалось мне излишним.
Я подступил к полицейскому и дружелюбно положил ему руку на плечо. Он пошатнулся.
— Герр Флюмер, вы что же, не верите, что истинный патриот способен на чудо, когда речь заходит о защите отечества? Вы против вооружения немцев? — осведомился я. — Любой солдат, хлебнувший грязи на передовой, заплакал бы от счастья, если б ему предложили исправное оружие. А вы что? Где ваши слёзы⁈
Последнюю фразу я рявкнул, как прирождённый унтер-офицер. На миг все присутствующие на складе замолчали, обернувшись к нам.
— Покажите мне ваши слёзы счастья, герр Флюмер!
Со стороны невольной публики раздались отчётливые смешки. Похоже, Эрика мало кто тут уважал.
— Ч-что вы себе позволяете?.. — пролепетал он, безуспешно попытавшись вырваться из моей хватки. Он растерянности он вновь перешёл на «вы».
— Я чую измену, герр Флюмер! Вы что, замыслили предать рейх⁈
— Я… никогда…
— Тогда заткнитесь. Но сперва извинитесь передо мной. Вы наговорили про меня всяческих глупостей, а я, меж тем, обеспечу наше общество рабочими винтовками. Проявите же тактичность, раз не можете заплакать, когда вас просят!
Окончательно раздавленный, Флюмер кое-как произнёс слова извинения. Я отпустил его, и он улизнул к строящемуся помосту, где его встретили безо всякой радости.
— До чего унылый болван! — выругался Эдуард, в раздражении пригладив усы.
— Он из породы, которая никогда не сомневается в правоте своих убеждений. Это делает его болваном, да, но болваном опасным. Если уж меднолобый вбил себе что-то в голову, его ничто не вразумит. Будет вставлять палки в колёса, пока не умрёт.