— Нет ничего проще, — сказал я, — у меня при себе есть и чертежи, которыми я с вами с удовольствием поделюсь.
— Чертежи? Будто кто-то поверит, что вы способны на чертежи! У вас на лице написано, что вы — деревенщина! У вас нет нужного образования!
Эрик явно старался спровоцировать меня на открытую перепалку. А в беспочвенных оскорблениях на публику он, несомненно, поднаторел. Беда была в том, что действовало это лишь на не слишком умных людей. Если он собирался переубедить таким образом Бека, то напрасно. Но и затыкать Флюмера он пока не спешил, так как сомнения Эрик выражал обоснованные и логичные. И то, как я отреагирую на провокации, как поведу себя, в немалой мере определит мои дальнейшие отношения с Людвигом. Это был своеобразный стресс-тест. Иначе этот балаган закончился бы ещё давно.
— Время тянется медленно в блиндажах, когда с напряжением ждёшь новой атаки на свои позиции или приказа наступать. А скука развязывает языки всем, вот и болтали о том, кто чем занимался до войны, а я слушал, задавал вопросы и запоминал. Вы бы и сами поучаствовали в таких посиделках, если бы не отсиживались в тылах за третьей линией, герр Флюмер. Но военной жандармерии чуждо настоящее боевое братства, не правда ли?
В толпе раздались смешки. Даже среди свиты Флюмера наметился раскол — многим его лакеям не нравилось, что он не был правильным солдатом. Для популистов любая трещина в культивируемом ими образе могла стать причиной их падения.
Симпатии народа перетянулись на мою сторону. Не потому что я предоставил им логичное объяснение — в конце концов, и самому недалёкому человеку должно быть ясно, что ни литейному, ни кузнечному делу за разговором не научишься, да и что бы забыли оружейники на передовой? Мне предпочли поверить лишь потому, что не любили Флюмера, а возможность макнуть носом в грязь того, кого презираешь, мало кто пропустит. Ощущение единства против общего врага — мощный инструмент. А военная полиция никогда не была другом солдата, это уж точно.
— Герр Флюмер, ведите себя прилично, — одёрнул Эрика Фрейданк. — Иначе я буду вынужден потребовать, чтобы вы удалились. Ваши претензии нелепы, вы срываете собрание. Дайте герру Кляну выступить. Со своей стороны я могу подтвердить, что мы готовили показ винтовок, никакого сюрприза тут нет, правда, это было чуть позже в программе.
Председатель почуял, кто побеждает, и предпочёл поддержать меня, да ещё и притворился, будто моя презентация была заранее согласована с ним, хотя речь шла только о демонстрации Gewehre 98 с детским выступлением — разбором на время и стрельбой вхолостую. Эдуард не был бы Эдуардом, если бы не выторговал себе несколько очков влияния за чужой счёт.
— Тогда мой черёд занять трибуну, — подвёл итог я. — Ещё раз спасибо за то, что сберегли мои винтовки, герр Флюмер. Пропади они — и заседание было бы сорвано. Представьте, какая трагедия!
Я улыбнулся Эрику настолько дружелюбно, насколько сумел. Эксперименты показали, что чем сильнее я старался вложить в улыбку позитивные эмоции, тем более пугающей выходила гримаса. Ведь мои глаза не улыбались. Они сверлили того, на кого я смотрю, насквозь. В них читалось яростное желание взять соперника и размолотить ему голову гигантскими кулачищами, пока мозги не забрызгают все стены. За губами, которые растягивались с натугой, словно резиновые, блестели зубы, готовые вцепиться в горло врага. Если моя улыбка что-то и показывала, так это то, что я порву любого на своём пути и что мне будет весело, я буду охвачен безумным задором, как штурмовик, запрыгнувший во вражеский окоп.
Я долго бился над своей физиономией, но исправить её не получалось. Да и надо ли? Улыбка производила безотказный эффект на всякого, к кому она была обращена. Вот и в этот раз Флюмер спасовал. Он не получил поддержки Людвига, на которую надеялся, сомневающиеся не переметнулись к нему, Фрейданк не преминул ударить в спину, а тут ещё я ухмыляюсь, будто выходец из преисподней.
Он отвёл взгляд, фыркнул, словно не в силах выдержать отвращение. Но выражение лица его подвело. Настоящее отвращение выдаёт чуть-чуть поднимающаяся верхняя губа вкупе с задранным подбородком. А он опустил голову и слегка сгорбился.
Так выглядит страх.
Эрик сам загнал себя в угол. Поставил всё на нелепую попытку снискать симпатию у Бека — и, может быть, с другим офицером у него и получилось бы. Неспроста в рейхсвере пользовались спросом песни «Францию мы разобьём» и «Свастика на шлеме, чёрно-бело-красный бант, бригадой Эрхардта называют нас». Но Флюмер проиграл. И если я хоть немного разбирался в людях, такой удар должен был окончательно снести в нём все тормоза, которые обычно останавливают человека от полных глупостей.