Он передал образцы дальше. Фрейданк немедленно завладел ими и организовал линию, чтобы все желающие могли их потрогать, я же остался с Людвигом.
— Я постарался упростить конструкцию, насколько это возможно в кустарных условиях. На фабрике удастся оптимизировать её дальше, у меня есть наработки, но и так винтовки выдерживают попадание грязи. Мы проверим это чуть позже, на стрельбище.
— Наработки?
Я протянул Беку папку с чертежами. Он открыл её и начал листать. Почти сразу его брови взметнулись вверх в крайней степени удивления.
— Это… амбициозно.
— Я был бы крайне рад, если бы вы передали мои идеи наверх. Я считаю, что они принесут пользу. Но если вы полагаете, что немецкому оборонному комплексу нечего улучшать, то у меня есть соображения и насчёт оборудования мирного времени. Скажем, улучшение насосов в химической промышленности…
Рука Людвига, которой он переворачивал очередной чертёж, вздрогнула. Он поднял на меня холодный взгляд.
— На кого вы работаете? На французов? Это провокация, чтобы обвинить нас в нарушении версальских ограничений?
Логика в словах Бека имелась. Моя история была шита белыми нитками. Чем выше я поднимусь по вертикали власти, тем глубже под меня начнут копать. Я рассчитывал, что объяснение, к которому они придут, не будет включать моей поездки в застенки тайного отделения. Ценными специалистами нельзя разбрасываться.
— Я работаю на всеобщее благополучие. И на то, чтобы Германию не растащили на куски западные страны.
— Вы из тех, кто выступает за сближение с востоком?
— Если того потребуют обстоятельства, — обтекаемо выразился я.
Людвиг вздохнул и похлопал по папке.
— Буду с вами откровенен. У ваших… наработок… огромный потенциал. Мы проверим его на стрельбище, но я склонен поверить вашим обещаниям. Если я откажусь передать чертежи, то потенциально ослаблю мощь немецкой армии, чего я делать не желаю. Ограничения рано или поздно снимут… да мы и так соблюдаем их без должного усердия, сами понимаете. Но я хочу знать, почему вы передаёте эти данные не по…сформированным каналам связи. Почему в обход ответственных лиц? И почему мне?
Мгновение я смотрел на него безо всякого выражения.
— Вы склонны верить, что я агент советского правительства?
— Это наиболее разумное объяснение.
Если я правильно понимал то, что Людвиг пытался донести обиняками, то он фактически признавался в том, что рейхсвер на определённом уровне сотрудничал с русскими. Оставалось понять, как рациональнее всего использовать эту информацию.
— Я представляю волю отдельных людей, герр Бек. Они заинтересованы в том, чтобы Германию не вовлекли в потенциальный конфликт, и намерены сделать всё в их силах, чтобы не допустить этого. Такой ответ вас устроит?
— Или вовлекли на правильной стороне, — прошептал Бек. Вслух же он сказал:
— Не буду ломать себе голову партийными интригами. Я понял вашу позицию и постараюсь донести её.
— Достаточно будет принять технологии. Поверьте, я умею быть полезным.
— Похоже, я соглашаюсь на сделку с дьяволом, — криво улыбнулся Бек, но протянул мне руку. — Если ваша помощь не будет нести дополнительных условий, я буду поддерживать вас. Всё ради скорейшего восстановления Германии.
Я пожал её.
Странный из меня получился большевистский лазутчик. Вместо того чтобы красть технологии, я их раздаривал.
К слову, неплохо бы выйти на агентов Интернационала в русской общине. Раз уж меня записали в разведчики, надо соответствовать этому высокому званию. Всё равно шила в мешке не утаишь. Кто ещё будет лоббировать сближение рейха и РСФСР, как не русский шпион? Пора привыкать.
[1] Штальхельм — пехотная каска немецкого солдата. Пришла на смену пикельхельмам, рогатым кожаным каскам, которые не защищали от шрапнели и демаскировали солдат.
[2]…второго Кобурга — здесь идёт речь о событиях 14 октября 1922 года, когда сторонники Гитлера устроили в баварском городе погром сторонников левых партий и в конечном счёте захватили его при попустительстве властей. Именно это событие послужило взрывному росту популярности НСДАП. Нацисты показали, что они, в отличие от других популистских партий, готовы кровью доказывать свои слова.
[3] Ultima ratio regis — с латыни «Последний довод короля». Крылатое выражение, которое с 1742 года по приказу прусского короля Фридриха II наносилось на все пушки в его армии.