— Да, конечно, не надо, — Торрес снова мигнул. Потом спросил нерешительно.
— У меня еще такой вопрос. Аркадий Дикий… о чем все-таки вы говорили с ним перед его гибелью? Ведь вы говорили, я знаю.
Мое сердце сжалось от адреналина и застучало быстрее. Случилось. Он произнес имя Аркадия — как будто признал, что никаких «просто аварий» у нас не было.
Ну не бывает так. Два крайне маловероятных сбоя техники — и подряд. И пострадавшие как-то связаны между собой.
Надо сказать ему о книге, подумал я. Наверное, надо. Хотя это было бы уж совсем безумие… И если есть хоть малейшая доля вероятности, что это безумие — истина, что сумасшедший «золотой лев» хоть в чем-то оказался прав… вот как раз в этом случае, как раз этому человеку ничего говорить не надо.
— Как тебе сказать. Он расспрашивал меня о матери. Рассказывал о себе. Он полетел на Цереру ради стажа — его могли назначить директором Пражской обсерватории, но не было горячего стажа… попенял, что у нас же не старые времена, а все еще от ученого требуются какие-то физические подвиги. Вот как-то так. В общем, обычный разговор.
— Он не рассказывал о каких-нибудь конфликтах, с кем-то из персонала «Тройки» или других баз?
— Нет, он ни о каких своих отношениях ни с кем не рассказывал. Да и виделись мы всего один раз. Ну до этого он пришел ко мне на прием. У него были головокружения. И заодно пригласил на концерт.
Торрес нахмурился. Его длинные темные пальцы бессознательно барабанили по спинке моей кровати. Я заметил, что один из насосов на моем плече сдулся — вся жидкость была перекачана в кровь, и он автоматически извлек иглу из вены и скукожился. Что это, не могу разглядеть — кажется, физраствор еще капает, значит, это был регенератор. Ну ладно, дежурный разберется.
— Жаль, — произнес наконец Мигель, — жаль, что ты не можешь хоть что-то ценное вспомнить. Если честно, я вообще не представляю, с чего тут начинать. Аварию в случае с Диким я проверил… как и говорил тебе. Но в конце концов, случайности бывают. Однако вторая, еще более маловероятная авария, второй сбой техники за месяц…
— Какая у тебя рабочая версия? — спросил я. Мигель блеснул красивыми черными глазами.
— Рабочая версия… Закон Оккама говорит нам, что все-таки случайность. Или же психический сбой кого-то из техников. Подстроить такое мог только специалист. Но ведь вы вроде следите за психическим здоровьем персонала. И отправить неустойчивого спеца на Цереру никто не мог.
— Неустойчивого! Да тут не простая лабильность, тут уже натуральное расстройство личности. Тяжелая социопатия!
— Есть кто-нибудь у вас в базе данных подозрительный? — быстро спросил Мигель.
— Нет, конечно.
Торрес похлопал меня по плечу.
— Извини, слышишь?
— За что? — натурально удивился я.
— Я не придал тогда серьезного значения нашему разговору. А ты ведь пришел специально поговорить об Аркадии. Я понадеялся, что на Марсе разберутся. А надо было рыть самому! Может, и с тобой ничего не случилось бы…
— А… Да я и сам думал, что у меня просто травма, выгорание. Жалел даже, что к тебе пошел. Да все нормально, Мигель.
— Я его найду, — пообещал Торрес, — если это какой-то козел — я его обязательно найду. Или разберусь и пойму, что это было. Может, это техническое что-то, я загрузил ребят, они ищут. Но если, не дай Орион, это окажется чья-то злая воля, — лицо его перекосилось, — слышишь, я этому козлу реально не завидую.
Ли Морозова, «Последний, решительный бой».
Из главы 4-й «Краков, первые шаги». Год 16 до н.э.
Накануне второго этапа операции «Зомби» меня вызвал в Управление товарищ Бао.
— Поедешь в Краков, — сообщил он, стоя у окна и барабаня пальцами по подоконнику. Я вздохнула, глядя в его коротко стриженный черный затылок.
— У меня есть связи в Люблине, еще с армейских времен.
Я знала, что это бесполезно, но хотелось напомнить.
— Мы в курсе, — ответил Бао, — но работа в Люблине — для новичков. Там население настроено доброжелательно. Близка наша граница. Многие бегут в СТК. Краков расположен вблизи западной границы, там все намного сложнее. Это работа — для тебя.
Так на свет снова появилась Леа Ковальска, симпатичная белокурая полька, которая подзаработала в Федерации и была вынуждена вернуться на историческую нищую родину в Краков.
В феврале 16 года до н.э. я шла по Новой Хуте, среди серых зданий, не обновлявшихся более ста лет. Когда-то это были добротные, по-своему привлекательные дома пролетарского района, сейчас они напоминали апокалиптический мир — драные полуразрушенные стены, пустые бесстекольные проемы, в широких пространствах меж зданиями ветер перегонял кучки мусора. Широкие проспекты покрывал растрескавшийся асфальт. Серая европейская нищета, в отличие от живописной африканской. Возможно, она не так страшна — смертность от голода здесь значительно ниже, чем в Африке. Сказывается и близость границы, в Европе все близко, а стен здесь не строили. Люди умудрялись нелегально попадать в Федерацию — немного подработать. Самым распространенным видом заработка была проституция — набирали девушек, изредка молодых парней, менее легально — детей.