Почему она решила изготовить цепь именно из платины, а не из золота, или серебра, или даже сильверона,— этого Фэрил не могла объяснить, но чувствовала, что так надо. И вот в тот день, когда работа над кулоном была завершена, цепь заиграла, а камень засверкал под яркими лучами солнца, — вдруг в ее голове как будто эхом прозвучали слова прорицателя Додоны: «С тобой то, что подарит надежду миру…»
Фэрил даже перестала работать, чтобы перевести дыхание, и опустилась на стул, не сводя глаз с камня, зажатого в руке. «А может быть, Додона имел в виду именно то, что Риата должна родить ребенка, который и станет надеждой всего мира?»
Она также вспомнила однажды слышанные слова Аравана: «Часто предсказания неясны, расплывчаты. В этом их коварство. Они могут означать совсем не то, что ты думаешь».
Видения и фразы переполняли мысли Фэрил, как вода, разливающаяся через раскрытые створы плотины. Она сидела в лучах лунного света и неотрывно смотрела на прозрачный камень, зажатый в ее руке, и вдруг без всяких предварительных предупреждений и предостережений почувствовала себя летящей сквозь сверкающее пространство.
Внезапно она увидела эльфийку — Риату или кого–то другого, — позади нее — огромного мужчину на коне. На плече всадника сидел сокол, а в руках его что–то блестело и переливалось.
И тут Фэрил почувствовала — именно почувствовала, а не услышала, — как произносит на твилле слова, не принадлежащие ей:
Фэрил постоянно возвращалась к этим пророческим словам, к своему видению.
Вопреки судьбе…
Дитя…
Герой…
Невозможное…
Ребенок, родившийся вопреки судьбе и всякой возможности… Ребенок Риаты…
Сердце Фэрил учащенно забилось. Она поняла: ребенок Риаты совершит невозможное. Из Сферы в Сферу… Он станет Скитальцем по Мирам…
В середине дня девятого октября 5Э993 года Риата практически без всяких видимых усилий родила мальчика. Все время, пока шли роды, Фэрил находилась рядом с ней, а повитуха Изель вместе с двумя выбранными ею эльфийками оказывали роженице необходимую помощь.
Фэрил удостоилась чести отнести плачущего младенца к Урусу, который все время, пока шли роды, метался в соседней комнате, как зверь в клетке. Когда она протянула ему ребенка, Урус нежно взял его своими огромными руками и, отвернув край мягкого одеяльца, в которое был закутан младенец, долго смотрел на своего сына, на его крошечное личико, искаженное плачем. Повернувшись к Инариону, он сказал:
— Немного на эльфа похож, немного на человека, но ревет точь–в–точь как маленький медвежонок.
Они вдвоем переступили порог большого зала, заполненного собравшимися, и Урус, подняв сына над головой, протянул его молодой луне, а затем обратился к собравшимся:
— Сегодня свершилось чудо: у нас с Риатой родился сын. Крики ликования донеслись до небес.
Празднование продолжалось до глубокой ночи, вино, возгласы радости, взрывы смеха, искрометные танцы; все собравшиеся услаждали себя вкусной едой и напитками, барды пели и рассказывали истории…
В эту ночь кто–то из пришедших посмотреть на ребенка оставил искусно вырезанное из камня кольцо с драгоценным камнем темно–вишневого цвета. Тот, кто оставил это кольцо, пришел и ушел, не замеченный никем. Никто не знал, кто это был. Но в ту ночь пирующие слышали, как лисы лаяли в лесу.
Араван пришел на следующий день; высокий худощавый черноволосый эльф прибыл с юга с подарком для новорожденного — маленькая золоченая стрелочка в коробочке под стеклом, точно указывающая на север.
В этот день на поляне, предназначенной для праздников, состоялась принятая у эльфов церемония дарования новорожденному имени, руководил которой Инарион, повелитель эльфов. Присутствовать при свершении этого таинства были приглашены все жители долины и все гости, потому что никто из них не присутствовал на совершении подобного обряда уже более пяти тысяч лет.
Инарион обрызгал чистой водой лобик новорожденного и произнес:
— Вода! — Затем поднес ручки и ножки младенца к чистой земле в глиняной миске: — Земля! — Веткой лавра помахал над ребенком: — Воздух! — Осветил личико новорожденного огнем горящей ветки тиса: — Огонь! — И, коснувшись куском железной руды крошечных ручек и ножек, висков и сердца: — Ветер! — После этого Инарион обратился к Риате: — Как вы нарекаете его?
Риата посмотрела на Уруса, потом перевела взгляд на младенца:
— Мы назовем его Бэйр.
— Бэйр, — прошептал Инарион сначала в правое, а затем в левое ушко мальчика и, обернувшись к собравшимся: — Леди и лорды, с этой минуты имя его — Бэйр!
— Алор Бэйр! — троекратно прозвучал в ответ всеобщий восторженный крик.
Глава 3
ПРЕДСКАЗАНИЯ
ОСЕНЬ 5Э993
(шестнадцать лет тому назад)
Спустя неделю после рождения Бэйра Араван нашел Фэрил сидящей среди последних полевых цветов у берега реки, волны которой бросались одна на другую, крутили водовороты и с шумом неслись вперед, к далекому морю. Араван опустился на траву, а свое копье с черным древком и острым наконечником из горного хрусталя положил подле себя.
— Ты так и не позвала меня?
Фэрил перевела взгляд с бурной реки на эльфа и отвела непокорную серебряную прядь с лица. Она задумчиво кивнула ему, но, не сказав ни слова, вновь стала пристально и неотрывно смотреть на бегущие внизу волны.
Араван смотрел на небо за рекой. Над заросшим травой лугом парил ястреб. Наконец эльф произнес:
— Эмир Низари убит.
Глаза Фэрил расширились, но опять она не произнесла ни слова. Только шум и плеск воды да грозный клекот пернатого охотника нарушали царивший покой; слабый аромат увядающих цветов смешивался с запахом сосен. Араван прервал молчание:
— Вижу, ты чем–то встревожена.
Фэрил вздохнула и кивком головы указала на волны реки:
— Видишь, как бурлят волны потока? Нечто подобное происходит и в моей душе.
— Неужели?
— Да. Это из–за видений. Да, все из–за видений, о которых известно также и тебе.
— Видений?
— Видений, предсказаний, предначертаний.
— Их больше одного? — произнес Араван; голос его звучал задумчиво и мягко — это был даже не вопрос.
— Да, Араван. Их больше одного. Кажется, что сразу сбываются несколько — три, четыре, может, и больше; а среди них и такие, о которых я не знаю, — но мне кажется, что это очень важно.
— Продолжай, моя маленькая Фэрил.
— Я даже не знаю, с чего начать. — Фэрил отвернулась и стала смотреть на стоящий неподалеку домик, в котором она сейчас жила. — Я думаю, это случилось, когда я в первый раз увидела в кристалле, там в лунном свете…
…Она проваливалась сквозь сверкающее пространство, серебристые поблескивающие грани кристалла пролетали перед глазами и оставались позади, а может быть, это она пролетала мимо граней, а грани оставались неподвижными… Внутри у нее все казалось заполненным тонким мелодичным перезвоном колокольчиков, раскачиваемых ветром, как будто колокольчики шептались, посмеивались, а потом закатывались в хохоте, заглушая все остальные звуки вокруг. Она стремительно падала в искрящееся море серебристого света, в котором то тут, то там мелькали вспышки, проблески, а иногда и темные пятна… Она проносилась мимо прозрачных граней кристалла и видела в них отражение золотого пламени — иногда отражения множились, а иногда четко просматривался одинокий тонкий и четко очерченный столп огня. Вдруг до нее дошло, что этот столп летит вместе с ней и что это, должно быть, ее собственное отражение, возможно, это сама ее душа.
Полету, казалось, не будет конца. Она не ощущала страха, только легкость и изумление.