Конечно, небольшая популяция, живущая на маленькой территории, может быть в одночасье уничтожена, скажем, извержением вулкана. Если сейчас вдруг на площадь, где обитают амурские тигры, упадёт метеорит и убьёт их, сможем ли мы сказать, что взрыв метеорита вызвал вымирание этих красивейших хищников? Вряд ли. Мы прекрасно знаем, что их осталось всего около 200 особей и что исчезновение тигра связано с деятельностью человека. Если бы не мы с вами, все метеориты были бы этому виду нипочём.
Итак, никаких массовых, мгновенных и одновременных уходов организмов со сцены жизни история Земли не знает. Все перечисленные соображения прекрасно известны учёным — ботаникам, зоологам, палеонтологам. Так почему же до сих пор нас пытаются заинтриговать «загадками великих вымираний»?
На это есть несколько причин. Во-первых, такие старинные заклинания, как «всем давно известно» или «как мы все знаем», всё ещё работают совершенно безотказно. Кому же захочется спорить «со всеми» или оказаться в меньшинстве, среди тех, кто «ещё не знает»? Во-вторых, журналисты в погоне за сенсацией для очередного вечернего выпуска, готовы придумать или подхватить любую, даже совершенно бредовую «утку». Так, недавно читал о том, что «учёные нашли жабу, питавшуюся динозаврами». В-третьих, часто сами учёные для получения средств на исследования эксплуатируют темы любых, даже кажущихся «загадок» и несуществующих «проблем». Правда, на вкус автора, таких людей лучше называть не учёными, а рекламными агентами от науки. Все эти люди паразитируют на неосведомлённости среднестатистического читателя, зрителя или слушателя. Человек, далёкий от проблем эволюции, развития жизни, не видит разницы между смертью отдельного организма и вымиранием крупного таксона. Он автоматически переносит возможные причины смерти одного отдельно взятого динозавра на целых два отряда животного царства. А это вещи совершенно разные. Все фиалки на Земле не могут одновременно погибнуть от переувлажнения, а ваша, на окне, может. Если у вас на дачном участке погиб от солнечных ожогов можжевельник, то не надо думать, что цветковые потеснили голосеменных в меловом периоде из-за того, что солнце тогда стало ярче светить.
К счастью, история растений, по сравнению с историей животных, не обросла таким количеством мифов про «великие кризисы». Возможно, так получилось потому, что всякие там листочки-веточки меньше интересуют людей, чем тигры, носороги и тираннозавры. Но благодаря этому, история растений может дать нам более реальную картину развития организмов. Картину, где появление новых форм тесно связано с исчезновением старых. Где эти процессы идут медленно и неуклонно, в полном соответствии с теорией эволюции.
В связи с обсуждаемой проблемой нельзя не упомянуть о давнишнем, продолжающемся ещё со времён Дарвина, споре о неравномерном, скачкообразном развитии живой природы. Такие скачки получили название сальтации.
Дело в том, что геологи при изучении древних осадочных пород со следами прошлой жизни сплошь и рядом сталкиваются с ситуацией, когда при переходе от одного яруса разреза к другому резко меняются остатки древней флоры и фауны, заключённые в породе. Естественно, у исследователей складывалось впечатление, что животный и растительный мир менялся неравномерно. Что за периодами относительного покоя следовали короткие по времени вспышки видообразования и замены одних видов другими. Механизм таких вспышек был непонятен, что породило большое количество гипотез и теорий. Среди учёных были как сторонники постепенного, равномерного течения эволюции, так и приверженцы теории сальтаций. Например, Ч. Дарвин категорически отвергал возможность любых скачков, а его ученик и горячий сторонник дарвинизма Томас Гекели утверждал обратное. Спор этот не закончен и сейчас. До сегодняшнего дня то в одном, то в другом научно-популярном издании мы можем найти отголоски этой старой дискуссии. Попробуем разобраться в этом вопросе.