— Выйти за вас замуж?! — Сильвия изумленно смотрела на него. — Да вы, должно быть, с ума сошли!
— Вы уже говорили мне это тогда, в Глостершире. — Он смотрел на нее в упор. — Но, быть может, теперь, когда я смирился, вы найдете другой ответ.
Сильвия молчала, внутри у нее все трепетало.
— Мой ответ известен вам заранее, — наконец проговорила она. — Как вы могли подумать, что я соглашусь? Ведь я не давала вам ни малейшего повода.
— Конечно же не давали. Ни малейшего, — покорно согласился он, и тут же его голос изменился: в нем зазвучали страстные нотки. — И все равно стена, воздвигнутая вами, искусственная. Если бы вы отказались от своей гордыни и прислушались к собственному сердцу, вы спустились бы с невероятных высот… прямо в мои объятия.
Сильвия попыталась возразить, но он перебил ее:
— Неужели вы не видите, Сильвия, что с вами происходит? — Теперь в голосе его звучали нежность и сочувствие. — Вы боретесь с тем, что гораздо сильнее вас. Но вы заранее обречены на поражение.
— Да как вы смеете говорить мне такие вещи? — выпалила она.
— Потому что я знаю, что это правда. — Он повернулся к ней спиной. — Обняв вас тогда на вокзале, я почувствовал, как забилось ваше сердце. А ваши губы… всего на мгновение, но они будто ожили. Я тогда понял, что нужен вам так же, как и вы мне. Вот и сейчас, Сильвия, — он ликующе улыбнулся, — у вас чуточку сдавило горло. Так ведь? Нет, вы неравнодушны ко мне, как бы усердно ни притворялись.
Гнев охватил Сильвию. Гнев и стыд. Она прекрасно понимала, что в его словах есть доля правды. Она и впрямь едва не поддалась, но вовремя спохватилась, возненавидев себя за слабость. Ее задела безжалостность, с какой он только что обличил ее в непоследовательности. Эту непоследовательность она пыталась скрыть даже от самой себя.
— Вы просто самонадеянный болван, — проговорила она ледяным тоном. — Еще ни один мужчина мне не был так безразличен, как вы.
Лицо Джулиана омрачилось.
— Если бы я принял ваш вызов и был бы с вами еще более откровенен, я все равно не испытал бы разочарования, — резко проговорил он. — Одному Богу известно, почему так случилось, что мы полюбили друг друга. Уверяю вас, я вовсе не собирался терять из-за вас голову, но я не такой гордец и не боюсь признаться, что буквально схожу с ума по вас. Хоть вы и сопротивляетесь. Однако если я готов признать поражение, то и вы могли бы спустить боевые знамена. В конце концов и так все получается по-вашему. Я принял у вас этот чек на смехотворно завышенную сумму, и вы можете считать себя полностью свободной от каких-либо обязательств передо мною. — Он беспомощно пожал широкими плечами. — Ну что еще я могу сделать?
— Чего вы точно не можете, так это заставить меня полюбить вас. — Слова поспешно сорвались с ее губ. — Уж коль случился этот разговор, знайте: я никак не хотела признаться самой себе, что считаю вас привлекательным. Но это не назовешь любовью. Я скорее умру, чем выйду за вас замуж.
Джулиан молчал, еще больше побледнев.
— Если бы я слишком хорошо не знал вашу натуру, — наконец проговорил он, — я бы мог принять вас за одну из тех жеманниц, которых трогает слюнявая сентиментальность, но они до смерти боятся подлинной, открытой страсти, на которой основана истинная любовь между мужчиной и женщиной. Но к этому типу вас не отнесешь, вы просто не хотите позволить себе полюбить меня. В этом-то вся беда. — Он горько усмехнулся. — Вот вы говорите, что скорее умрете, нежели выйдете за меня замуж. А на самом деле вы готовы пожертвовать своим и моим счастьем, только бы не отказаться от своей дурацкой упрямой гордости.
Мысли Сильвии путались.
«Предположим, он прав. Предположим, то чувство, с которым я борюсь, и есть любовь. Тогда понятно, почему я в последнее время не нахожу себе места, — в моей душе происходит борьба». Но Сильвия так и не нашла сил признать это вслух. А Джулиан вдруг подошел к книжной полке и взял с нее какой-то томик.
— Вы, наверное, никогда бы не подумали, что я увлекаюсь поэзией? Не так ли? Конечно, ведь бизнесмены — народ прозаичный. А я вот, представьте себе, люблю поэзию. — Он помолчал. — У Хенли есть одно стихотворение без названия, которое я хочу предложить вашему вниманию. В нем говорится о вавилонском царе, однажды оскорбившем девушку-христианку из славянского племени, и о том, как, встретив его несколько столетий спустя, уже в другой жизни, она мстит ему. Мстит ценою собственного счастья. — Он посмотрел на Сильвию в упор. — Хотите, я прочту его вам? Всего одну строфу.