А рекламная акция сигарет «Честерфилд» даже придает дополнительный смысл курению: во всяком случае, с ее началом лично мне теперь уже не так жалко тратить бабки на сигареты. В одной пачке с красной лентой я как-то обнаружила вкладыш коричневого цвета под номером два, где было сказано, что нужно собрать еще два таких вкладыша: соответственно, с номерами один и три, правильно заполнить их, а потом отослать по указанному адресу. И все! Довольно– таки скоро я обнаружила два недостающих вкладыша в двух других пачках «Честерфилда». Я заполнила их, ответила на вопрос, который, надо сказать, не потребовал от меня особых умственных усилий, и решила, что на этом моя миссия выполнена, так как ни один найденный мной вкладыш не пропал даром. Однако оказалось, что все далеко не так просто. Ведь курить я не бросила, поэтому практически каждый день я по-прежнему покупала эти сигареты, да еще по две– три пачки, и в каждой из них находила вкладыши, так как рекламная акция все продолжалась и продолжалась. Поэтому я решила еще раз собрать все три вкладыша, но на сей раз мне упорно попадались только коричневые. А они должны были быть разных цветов: коричневый – с большим желтым листиком, красный – с множеством более мелких желтых листиков, а синий – с целой гирляндой маленьких желтых листочков. Но мне все время попадались только коричневые! Тем не менее я решила их не выбрасывать и откладывать в буфет на полочку – вдруг мне повезет, и я опять соберу целый набор. И вот однажды мне-таки попался синий! Я сложила их вместе, но недоставало еще одного – красного. Вместо него в пачках, которые я покупала, все время упорно попадались одни коричневые, как будто нарочно. Но как-то я шла по улице и увидела прямо под ногами недостающий вкладыш: он валялся в луже и был сильно измят, но я все равно его подобрала. Дома я его высушила, выгладила и почистила. И теперь у меня оказался еще один требуемый набор вкладышей. Я снова сложила их в конверт и опустила в почтовый ящик. Между тем акция все продолжалась, а я покупала сигареты, и вкладыши мне тоже продолжали попадаться. Во мне уже проснулся настоящий азарт: купив пачку сигарет с красной лентой, я сразу же открывала ее и смотрела, какой вкладыш попадется на сей раз. Но теперь мне стали попадаться только синие вкладыши – очевидно, все остальные уже стали дефицитом. Но все-таки через какое-то время мое терпение и упорство были вознаграждены, и я опять собрала все три: коричневый, красный и синий! Этот набор, в свою очередь, тоже был вложен мной в конверт и отправлен по нужному адресу. В результате мне удалось собрать, кажется, пять или шесть таких наборов, и все я отправила по почте. Потом, подумав, что, может быть, для одного человека это слишком много и не стоит перебарщивать, я стала собирать вкладыши уже как бы от имени моего мужа, который вообще не курит, но ведь это не так уж важно. Правда, пока мне повезло только с кофе, но это еще ничего не значит, так как зонтик я ведь получила уже тогда, когда и думать забыла обо всей этой чепухе.
А тут как раз исполнилось восемьдесят пять лет Солженицыну! Конечно, было бы большой натяжкой сказать, что неожиданное обретение мною зонтика прямо день в день совпало с юбилеем Солженицына, отчего я вижу в этом совпадении какую-то неслучайную и глубокую связь между двумя «великими писателями земли русской», то есть мной и Солженицыным. Хотя зонтик и вправду я обрела где-то в середине прошлой недели, ну, может быть, днем раньше юбилея: Солженицын, насколько я помню, как раз тогда несколько раз промелькнул на экранах ТВ и, судя по всему, стал здорово похож на памятник Достоевскому, который несколько лет назад открыли на углу Кузнечного и Большой Московской. Просто вылитый Ф. М.! Однако дело не в этом.
Первым произведением Солженицына, которое мне попалось еще в школе, стал «Один день Ивана Денисовича». Тогда он уже был запрещен и, естественно, в школьную программу по литературе не входил. Мне его дала прочитать подруга. Она принесла мне старую затрепанную «Роман– газету» с портретом писателя на обложке. Я читала «Один день.» всю ночь, скрываясь от родителей, с фонариком под одеялом. И я была просто подавлена этими подробнейшими описаниями прожженных валенок, дырявых ботинок, залатанных фуфаек, рваных рубах, стаканов махорки, отмеренных с особой тщательностью, бревен, шлакоблоков, цемента, ломтей и крошек хлеба, корочек, которые главный герой заворачивает в чистую тряпочку и хранит до обеда специально, чтобы начисто вытереть ими миску из-под каши и, наконец, лютого сибирского мороза… Помню, тогда эта книга, как тяжелый непосильный труд, придавила меня к земле, не оставляя в дальнейшем ни малейшей надежды разогнуться. Персонажи этого рассказа, как старательные тупые муравьи, упорно снуют туда-сюда, пробивая себе дорогу к свету, к теплу, к пище. И я вдруг почувствовала ужасную тоску оттого, что мне тоже неизбежно когда-нибудь придется вписаться в этот человеческий муравейник и всю жизнь таскать и таскать соломинки, тряпочки и крупинки. Эта перспектива буквально повергла меня в отчаяние. Но чтобы выжить, муравьиной работы было явно недостаточно – необходимы были еще крайняя порядочность, обостренное чувство собственного достоинства и какое-то нечеловеческое смирение. В частности, один из персонажей «Дня» – некий Цезарь Маркович, который, насколько я помню, стоял и гордо курил, прислонившись спиной к бараку, – оставляет свою недокуренную сигарету вовсе не какому-то жадно смотрящему ему в рот прихлебателю, а именно исполненному собственного достоинства Ивану Денисовичу, смиренно стоящему в сторонке и ничего ни у кого не клянчащему. И вот это последнее условие уже окончательно вогнало меня в депрессию, так как я почувствовала, что совершенно неспособна выполнять все требования взрослой жизни. То есть если муравьиную работу я выполнять еще более-менее способна, то все остальное показалось мне абсолютно непосильным! И следовательно, я для этой жизни просто не подходила.