Выбрать главу

Когда Эрик, энергично двигая локтями, пытался проникнуть как можно ближе к входу, полиция начала закрывать двери… Уже, было попрощался с мыслью попасть на митинг, но его окликнул один шпендик из внутреннего оцепления, одетый в форму штурмовика:

— Эй, Эрик! Пришёл посмотреть на нашего Фюрера? — и обращаясь к своим, — это Эрик Юнгер, отличный парень, который здорово дерётся!

Рисунок 15. Нацистские штурмовики на улицах Мюнхена в 1928 году.

Сделав вид, что узнал и сильно обрадовался встрече, он приветливо замахал «шпендику» рукой:

— Да! Помоги мне увидеть его, а я в долгу не останусь!

— Такой «отличный» парень и, до сих пор не с нами? — вопросил кто-то, с большим сомнением в голосе.

— Конечно, я буду с вами — ради какого чёрта, я бы тогда сюда припёрся?!

Шпендик, возликовал:

— Всегда знал, что ты рано или поздно будешь с нами — такие парни нам нужны. Эй, вы! Пропустить его, пока мы вам бока не намяли!

Подключились другие «коричневые» и, после недолгой ругани с «die Polizei», Эрик оказался внутри цирка.

Удивившись, что его новый знакомый — вроде «метр с кепкой в прыжке», а такой вес имеет, Эрик принялся проталкиваться поближе к арене, на которой за столом уселась вся верхушка «NSDAP», поджидая «Фюрера германской нации»… Здесь, его конкретно зажали — не вздохнуть, не выдохнуть.

Вдруг, он увидел среди штурмовиков сдерживающих напор толпы возле самой арены, крупного, мощного человека — по выправке офицера. На шее его висел «Железный Крест». Решение пришло мгновенно:

— Эй, «Kamerad»! Помнишь госпиталь в Гейдельберге, где твою задницу штопали?…Вспомни, ты ещё там у окна валялся!

На лице громилы отразилась нечто подобия мыслительной деятельности и, он приветливо ответил:

— Не помню я тебя, ни черта — да не «валялся» я, в никаком «Гейдельберге»!

— Извини, ошибся — мы были с тобой в Деберице на офицерских курсах в шестнадцатом! Теперь то, я точно вспомнил…

Громила, уже более заинтересованно:

Рисунок 16. Руководство НСДАП в конце 1920-х годов.

— Ты — офицер, «Kamerad»?

— А, что? По роже моей не видно?! Вытащи отсюда, уже рёбра трещат — не дай сдохнуть в этой давке, капитану кайзеровской армии!

По знаку Громилы, штурмовики мгновенно пробили проход и, тот, лично за руку выдернув Эдика из толпы, поставил его среди своих.

На Эрике был его сильно ношенный офицерский мундир и «Нагрудный знак за ранение»… Остальные ордена он не стал одевать: лишние понты — да и, запросто можно потерять их в давке.

Удовлетворительно оглядев его с ног до головы, Громила представился, протягивая ладонь:

— «Brigadeführer» Вилли Брехт, лейтенант при Кайзере…

— Эрик Юнгер, капитан, — пожав руку, назвался в ответ.

Пошевелив мозгами, тот извиняюще пожал плечами:

— Извини, приятель, но я тебя не помню…

— Ну, значит, обознался я, извини.

— Ничего, бывает — сколько людей за эти годы прошло, разве всех упомнишь?

— Вот, это точно! «Иных уж нет, а те далече»… Сам то, где геройствовал?

Поговорив буквально в двух словах о «боях-пожарищах», Вилли Брехт спросил:

— В партии, «Kamerad»?

— Пока нет: только-только после контузии в себя пришёл — а то ходил, сам не свой, — вот в этом, Эрик, нисколько не лукавил, — но, вот думаю…

— Ты быстрее думай, таким как ты — только у нас и место!

Краем глаза, Эрик заметил, что сидящие за столом — Гесс, Геринг, Гиммлер, Розенберг… Кто там ещё? Кажется, это Франц Феликс Пфеффер фон Заломон — руководитель СА. Эрнст Рем — основатель этой структуры, сейчас в опале у Гитлера и даже собирается уехать в Южную Америку.

«Вожди» заметили возню в «первых рядах» и, естественно, обратили внимание и на него… Очень хорошо!

В этот момент, зал как взревел! Отовсюду гремело:

— HEIL!!! HEIL!!! HEIL!!!

Лес рук, выкинутых в нацистском приветствиии, вопль тысяч ртов… Он сам, казалось, неподдельно подавшись всеобщему безумию, орал громче всех — вытянув правую руку верх-вперёд и, скакал в самозабвенейшем восторге вместе со всеми.

Вот и, ОН!!!

Вопреки ожидаемому, Эрик увидел безупречно галантно одетого человека, с аккуратно подстриженными усиками.

Взойдя на сцену, Гитлер поднял руку и, мгновенно всё смолкло — установилась звенящая тишина, только было слышно дыхание, биение тысяч сердец да истерические всхлипы… И, тогда он заговорил: