Определенно, это было не лучшее мое решение, но ничего умнее, чем едва ли не вынести дверь бывшей девушки моего лучшего друга, которая не открывала ее уже битые полчаса, я не придумал.
Несколькими часами ранее, когда я встречался с Артуром, я даже представить не мог, что у него хватит духу ей во всем признаться — расстаться. А сейчас, когда мне позвонил Морозов и сообщил, что забрал в зюзю пьяную Леру от Ани, которая, к слову, также была доведена до кондиции, я не имел никакого морального права оставлять ее одну в таком состоянии.
Это началось спонтанно, словно пронзило меня, странное чувство необходимости в ней. Я нуждался в ее глупых шутках, незамысловатых рассказах, в искренней улыбке, пока лежал на койке и старался выкарабкаться из того состояния, которое стало моим самым страшным кошмаром.
Она навещала меня часто, слишком часто для человека, с которым я едва общался, но именно тогда она стала для меня особенной. Именно тогда я рассмотрел в ней нечто большее, чем красивую обложку. Я рассмотрел в ней нежное, искреннее, хрупкое создание, которое желало любви, внимания, доверия, а наткнулось на парня, который едва ли считал ее достойной. Так, развлечься, погреться в лучах своей «славы», приятно отдохнуть, но не более, никогда не более. В этом был весь Соколовский, в этом был весь я, в этом был весь Морозов, но время не стоит на месте. Вкусы, увлечения, приоритеты, все меняется, стремительно меняется, и это волна перемен охватила и меня.
Я не помню, когда впервые посмотрел на нее не как на друга, а как на девушку, которая мне симпатична. Не помню, когда стал делать ей комплименты, по-дурацки шутить, рассказывать забавные истории. Не помню, когда захотел, чтобы она обратила на меня внимание. Не помню, когда решил, что я хочу эту девочку, именно ее и никого другого. Но я ясно помню, что пообещал себе не касаться ее, пока она с Артуром. Не препятствовать их отношениям. Не рушить их. Потому что я не мог так поступить со своим другом, но и врать Ане становилось с каждым днем сложнее, особенно когда я узнал, что Сокол стал от нее гулять, не боясь огласки, словно он делал это намеренно, чтобы задеть ее, уничтожить. Это было неправильно, чертовски неправильно, но я молчал, предательски молчал, не рассказывая Нюте об этом, никогда не рассказывая, предавая ее.
— Какого? Кир, что ты здесь делаешь? — отперев дверь, вопросила Белова, сложив руки под грудью, а я неосознанно прошелся по ней взглядом, изучая ее состояние.
Мокрые, темные волосы были перекинуты на одно плечо, на безупречном лице не было ни грамма косметики, из-за чего я невольно прикоснулся к ее щеке, а девушка с толикой недоумения посмотрела на меня. Одетая лишь в одно полотенце, только что вышедшая из душа, она была невероятно красива, естественна, и мне совершенно не хотелось, чтобы она простыла, стоя на сквозняке, а быть может, я просто хотел оказаться с ней наедине. Я без слов втолкнул ее в квартиру, прикрыв за собой дверь, и внаглую скинул с себя ботинки, и снял куртку, повесив ее на крючок, чувствуя ошарашенный взгляд на себе.
— Гордеев, какого черта?! — нахмурив брови, вопросила девушка, отступив от меня.
— Мне тебя слил Макс, — без зазрения совести ответил я, по-хозяйски проследовав на кухню, отмечая выстроенные в ряд пустые бутылки мартини и маломальскую закуску на столе. — Это все вы выпили вдвоем? — вопросительно приподняв правую бровь, спросил я, на что Аня еще больше нахмурилась, красноречиво посмотрев на меня.
— Представь себе. А теперь, будь любезен, оставь меня одну, — разворачиваясь, через плечо бросила Белова, собираясь уйти из кухни, вот только я поймал ее за локоть, стремительно разворачивая к себе.
— Я отсюда не уйду, белка, даже не мечтай. Хочешь влить в себя еще пару литров алкоголя — вперед. Хочешь поехать в клуб и с кем-то отжечь — хорошо, только я поеду с тобой. Хочешь зарыться носом в подушку и порыдать — прекрасно, я буду твоей подушкой. Но я не оставлю тебя одну, — грубо проговорил я, заставляя ее прямо посмотреть на меня, раскрывая свою боль.
— Кир, я не хочу никого видеть. Даже тебя. Мне паршиво, чертовски паршиво. И единственное, чего я хочу — это забыться. Неважно посредством чего: алкоголя, истерики, драки, травки, парня. Мне подойдет любое лекарство, которое вычистит мою голову от разъедающих ее мыслей. Которое избавит меня от грязи, в которую меня макнули с головой, а потом еще заставили отхлебнуть. Все что угодно. Все, что способно хотя бы обезболить, заглушить на время то, что я испытываю сейчас, поэтому уходи, пожалуйста, уходи. Ты один из немногих, на ком я не хочу отыгрываться, — положив ладонь на мою грудь, словно пытаясь оттолкнуть меня, едва не всхлипывая, вымолвила Аня, в то время как ее необычно голубые глаза наполнились слезами.
— Ты ведь понимаешь, что я не уйду? — вытирая большими пальцами, соленые дорожки слез, которые она все же не смогла сдержать, проговорил я, и тут же прижал девушку к себе, крепко обнимая ее за подрагивающие плечики, целуя в макушку, нашептывая что-то успокаивающее, совершенно не узнавая в этих действиях себя.
— Боже мой, Кир, пожалуйста…пожалуйста! Уходи! — пытаясь меня оттолкнуть, пуская в ход свои маленькие кулачки, захлебываясь в собственных слезах, выкрикнула девушка, а я лишь сильнее прижал ее к себе.
— Даже не подумаю.
— Уходи! — с силой ударив меня по груди, тем самым заставив разомкнуть объятия, прочеканила Аня, с горящими, опухшими глазами смотрящая на меня. — Уходи, Кирилл!
Мне не было больно от ее удара. Совершенно не было. Мне было больно оттого, что она прогоняла меня. Что она даже не стремилась принять мою помощь, зная, что я сделал бы все для нее. И это злило. Чертовски злило. И сердце сжималось от обиды, обиды на нее, заставляя меня поступать неразумно.
Я схватил ее, приподнимая, и перекинул через плечо, стараясь держать свои руки подальше от ее обнаженного тела, что было нелегко, из-за отсутствия на ней маломальского белья. Кулачки Ани забарабанили по моей спине, она возмущенно что-то кричала, пока я нес ее в комнату, быстро сориентировавшись в небольшой квартире, лишь для того, чтобы она оделась, а меня не смущал ее вид, после чего я намеревался с ней спокойно поговорить.
— Я ненавижу тебя! Я. Тебя. Ненавижу! — сощурившись, ткнув тонким пальцем прямо в мою грудь, как только я отпустил ее, сквозь зубы процедила шатенка, а я облокотился о дверной косяк, смотря на нее сверху вниз.
— Ага, другому это рассказывай, — сложив руки на груди, измерив ее пристальным взглядом, бросил в ответ я, видя, как отказывают ее нервы и как она сдается.
Аня еще какое-то время смотрела на меня, шумно, сбито дыша, поджав губы, после чего от злости топнула ногой, а я не смог скрыть улыбки, и покачал головой.
— Не веди себя как ребенок, — ровным голосом проговорил я, и быстро сориентировавшись, поймал ее занесенную для удара руку. — Совсем сдурела?
— Почему ты не можешь просто взять и оставить меня в покое?!
— Потому что…потому что ты мне небезразлична, — выдавил из себя я, смотря прямо в раскрасневшееся от тысячи эмоций лицо девушки, которую я никак не мог выкинуть из своей головы несколько месяцев. — Потому что ты мой друг, Аня.
Бля, Кир, вот это сказал, так сказал. Серьезно? Друг? Ага, как же. Почему же тогда член так на нее стоит?