========== Часть 1 ==========
__________
— Но, мама… — Мэй бессильно шлепает ладонью по подушке, наблюдая за взлетом подсвеченной в лучах пыли, умоляюще смотрит на закалывающую перед зеркалом огненно-рыжие волосы мать.
— Все вопросы к отцу, — отмахивается та и улыбается. Закатное персиковое солнце ласкает ее лицо сквозь жалюзи, — он его нанял.
Мэй рассматривает шелковый фиолетовый костюм, в который она облачена. На плечах распеваются наперегонки птицы, прячась среди густой тропической зелени. Со спины хищно скалятся тигры, пуская рыком волну на нежной ткани.
— Его? Какой смысл в одном-единственном охраннике? — Мэй вскидывает брови, принимаясь ковырять дырку на джинсах.
— Папа сказал, что он стоит десяти, — Морико небрежно забрасывает гребень в верхний ящик комода и закрывает его, находя взгляд дочери в отражении, — милая, это всего лишь пара дней. Уверена, ты не успеешь его возненавидеть.
Мэй закатывает глаза и откидывается на кровать, устремляя взгляд в высокий потолок:
— Как хоть зовут его?
— Кадзу.
Кадзу
Кад-зу
Мэй пробует имя на вкус, произносит его одними губами в ночной тишине спальни, наблюдая за расползающимися по стенам тенями.
Кадзу
Глухое в начале и резкое, звонкое в конце, как рокот заведенного автомобиля, срывающегося с места.
____________________
Первое, что Мэй видит — холодный, острый взгляд. Кадзу быстро осматривает ее, цепляясь глазами то в одном месте, то в другом. Мэй охота поёжиться, как от сквозняка, но она терпит, позволяет так бесстыдно глядеть на себя, словно на товар. Наконец, он кивает ей, здороваясь, и она отвечает тем же. Кадзу поправляет на плече большую спортивную сумку и тянет руку к ее чемодану, но Мэй, нахмурившись, сама дергает за ручку. Он одобрительно усмехается и указывает на табло:
— Пойдем, самостоятельная, у нас регистрация началась, — Кадзу пропускает Мэй вперед и следует за ней. Неотрывно, идет по ее шагам. Мэй слышит это — шорох плаща, его негромкое дыхание, чувствует его запах. Сандал, пачули, перец и… ладан.
Она на секунду представляет его, такого, определенно, дикого, в христианском храме коленопреклоненным. Черные волосы, разлившиеся по темным одеждам, шершавые, мозолистые ладони, вынырнувшие из широких рукавов, сложены в молящем жесте и два темных зрачка покорно опущены, скрыты занавесом век.
Мурашки рассыпаются по коже, словно бусины. Мэй прислушивается, возвращая себя в реальность. Ее выбрасывает в холл аэропорта. Возможность слышать появляется так резко, будто с головы сдернули наушники. Голос диктора, дрожащим эхом смешивается с шумом, окликами, стуком тысячи пластиковых колесиков о плитку. Перед лицом снуют люди, на бегу проверяя билеты, обеспокоено хлопая себя по карманам в поиске паспортов, путаясь в полах курток, сталкиваясь и ругаясь. Мэй в откуда-то взявшейся панике оглядывается, ища глазами Кадзу. Вот он.
— Все хорошо? — он слегка прищуривается и Мэй торопливо кивает. Она сжимает вспотевшей вмиг ладонью ручку чемодана, заталкивая чувство тревоги поглубже.
____________________
Парень через проход улыбается ей. Синяя прядка, затерянная среди черных кудрей. Яркие веселые глаза, пальцы, замеревшие над клавиатурой ноутбука. Красивый. Мэй тушуется и переводит взгляд за стекло иллюминатора. Небо чистое, нарушенное только редкими облаками, летящими под крылом самолета, словно сахарная вата, сорвавшаяся с палочки. Такое небо бывает только в летний полдень, и Мэй проводит по нему пальцем сквозь окошко.
Это небо… оно как будто сошло со страниц детства.
Старая папина машина разгоняет пыль, подъезжая к озеру, кустарники колются и царапают кожу. Но пробраться к воде ребятне ничто не в силах помешать. Компания продирается сквозь них, сбрасывая на ходу шлепки, и с разбегу плюхается в воду, оставив на песке следы торопливых ног. И вот там, качаясь на глади в ярких нарукавниках, Мэй видела такое небо. Смотрела на него, расчерченное следами самолетов, а в груди было так спокойно, как никогда ни до, ни после. Белые полоски растворяются в синеве, купальник начинает холодить тело, забрасывая его мурашками, подгоняя выбираться на берег. Где уже ждет мама, совсем молодая, с распахнутыми полотенцем и улыбкой. На обратной дороге волосы сначала липнут к лицу мокрыми сосульками, а потом, подхватываемые задувающим в окно ветром, щекочут плечи. Машина заполняется смехом, песнями, шелестом страниц девчачьих дневничков. Мэй прислоняется лбом к нагретому солнцем стеклу, наблюдая за тем, как небо окрашивается в оранжевый, сообщая о приближении вечера.
Кадзу в соседнем кресле принимает из рук стюардессы чашку эспрессо, и Мэй почему-то кажется, что это абсолютно его — такой крепкий, горький кофе, моментом превращающий размеренное сердцебиение в барабанную дробь. Мэй украдкой кидает взгляд на парня, сидящего через проход. Тот, активно жестикулируя, что-то негромко втолковывает своему другу. Ладони Мэй и Кадзу соприкасаются на общем подлокотнике, и он смотрит на нее, отчего внутри Мэй рождается такое странное будоражащее ощущение. Хочется почувствовать его. Оказаться не бизнес-классе, а в экономе, где места меньше, колени сталкиваются, а чужое дыхание на щеке становится таким привычным. Кадзу слегка дергает уголком губ в короткой улыбке и выпивает одним махом горяченный кофе. Внизу живота вдруг становится щекотно — есть что-то в этом дергании кадыка, в крупных мужских ладонях, аккуратно держащих пальцами крохотную ручку мизерной чашечки.
__________________
Мэй хочет вдохнуть и не может. Она просыпается, будто выныривает из потока сна, создавая волну на поверхности и захлебываясь хлынувшей в нос водой. В горле застревает испуганный возглас. В номере так темно, что она не сразу может различить хоть что-то. Лицо Кадзу совсем близко, он зажимает ей рот одной рукой, второй прижимая палец к своим губам, призывая молчать. Когда она кивает, он отнимает ладонь и указывает глазами под кровать. Мэй, едва дыша, сползает с постели под его взглядом. Всего секунда, чтобы разглядеть его в тусклом свете луны. Он — наг по пояс. Быстро вздымающуюся грудь пересекают ремни с ножами. Оба плеча обхвачены кобурой. Она видит, как он бесшумно выскальзывает из ее комнаты. Единственное, что теперь выделяется в темноте для нее — дверь. За ней тихо и темно. Каждую секунду ей хочется выкатиться из-под кровати и подкрасться к ней, чтобы понять, что происходит. Зачем все это нужно, если все спокойно? Но внутренний голос подсказывает ей послушно лежать и молчать. Все, что Мэй слышит — собственное быстрое дыхание. Она старается дышать тише, но чем больше она об этом думает, тем очевиднее становится. И так по кругу. Чтобы успокоиться, она начинает считать. По ее прикидкам проходит уже минут пятнадцать-двадцать, когда дверь открывается и чьи-то ноги в ботинках быстро пересекают комнату. В груди трепыхается сердце, отдаваясь в ушах. Мэй зажмуривается, впиваясь пальцами в дно кровати.