— Все хорошо, тихая, — Кадзу заглядывает в ее убежище, и Мэй судорожно выталкивает воздух из легких. Она вопрошающе взирает на него, цепляясь за чернеющий взгляд в темноте, — так было нужно, сейчас сама все увидишь.
Мэй на негнущихся ногах идет к двери. Десять шагов кажутся такими долгими. Кадзу щелкает включателем, и она выглядывает из-за двери, сразу же хватается за стену, ища опору.
— Кто они? — только и может выдавить она, оглядывая бездыханные тела.
Кадзу присаживается на корточки возле одного и распахивает на нем куртку, игнорируя вспоротое горло и залитый кровью ворот. У Мэй это игнорировать не выходит. Она беспомощно смотрит на запрокинутую коротко стриженную голову, глаза, застывшие в распахнутом, обезумевшем от шока и боли взгляде. Кадзу шарит во внутреннем кармане, а потом, бегло пролистав страницы, кидает к ногам Мэй развернутый поддельный паспорт. Она опускает взгляд, прищуривается, чтобы разглядеть мелкий шрифт, и читает. Рикс Остер. Имя как будто для героя комиксов. Наверняка, вышел бы отличный супергерой среднего звена. Альтер-эго — красавчик-ловелас, возможно, бармен, который ночью протирает бокалы, клеит клиенток и наливает бухло, а днем чистит улицы города от злодеев. Кажется, в этом мире, в мире Мэй, Кадзу и душного банкогского номера, злодей — именно он. Следом приземляется следующий документ. Орвон Кейси. И этот туда же. Когда набирается целая стопка, замыкающаяся паспортом человека по имени Лабель Флавий, Кадзу наконец отвечает:
— Люди, которых прислали тебя убить, — он достает телефон, — надо вызвать клининг, — усмехается, и от этого у Мэй все холодеет.
Мэй тошнит, она упирается взглядом в синюю прядку в копне черных кудрей, слипшихся от крови, сползая по стене на пол. Дыхание сбивается, тело неконтролируемо дрожит, и она не замечает, как начинает бормотать:
— Боже… боже… боже…
— Мэй, — перед глазами возникает Кадзу, — Мэй, нам надо уходить, — с сочувствием произносит он, — сможешь сама собраться?
Она кивает и цепляется за протянутую руку. Ей плохо от одной мысли, что она может остаться здесь — в комнате, набитой трупами. Рука Кадзу именно такая, какой она ей представлялась — теплая, шершавая и такая… надежная, если рука вообще может быть надежной. Но почему-то от этого короткого прикосновения страх испаряется, как роса под утренним солнцем. Он спас ее жизнь. Защитил. Никогда прежде никто не убивал ради Мэй.
Она смотрит на Кадзу — он натягивает футболку, собирает волосы в пучок. На его щеке порез — единственное, что смогли сделать наемники. И прежде, чем отправиться за своими вещами, она подходит к нему и прижимается губами к царапине. Кадзу каменеет. Мэй отстраняется и напоследок близко заглядывает в его глаза. Впервые с момента их встречи такие. Растерянные. Ошеломленные. Застигнутые врасплох. Кадзу будто бы сразу молодеет лет на десять, замерев в нерешительности. Не оборачиваясь, она спешит в свою комнату и, прикрыв дверь, прижимается к ней спиной, переводя сбившееся дыхание. Кадзу еще секунду стоит, не шелохнувшись, а потом на автомате идет следом, словно дернутый за веревочку, но замирает в половине шага и упирается лбом в створку. Распахнутым взглядом утыкается в рисунок дерева.
___________________
— Отпусти такси, — Мэй запахивает тренч, разглядывая Кадзу на фоне ночного города. На его лице бликуют неоновые вывески, рекламные щиты, фары проезжающих мимо машин, — пусть багаж отвезут в гостиницу.
Кадзу, не обронив ни слова, склоняется над окном со стороны пассажира, устроив руку на крыше, и дает указания водителю. Через минуту они грузят сумки в багажник и остаются друг напротив друга. Вокруг гуляют люди. Может, какие-то крохотные городишки ночью и вымирают. В таких и аптека закрывается до ужина, чтобы фармацевт мог встретить его за столом с семьей. Но мегаполисы не спят, и Мэй задирает голову, разглядывая небо, которое по-настоящему никогда не темнеет — оно всегда как застиранная темно-синяя рубашка. Вот бы оказаться сейчас в пустыне в Намибии. Упасть на песок, запустить в него пальцы, обратив взгляд во внутренности вселенной. И вот там небо точно рухнет густым, плотным звездным покрывалом, придавит к высохшей земле так сильно, что подняться сил не найти. Кадзу терпеливо ждет, рассматривает ее. Не так, как в первую встречу, грубо и бесстыдно, сейчас он смотрит с интересом, с пониманием. Будто знает, о чем она думает, и разделяет мысли Мэй.
— Пойдем, — Мэй тянет его за рукав, — пройдемся пешком.
Он покорно кивает, улыбаясь носкам своих ботинок и вбив ладони в карманы куртки. Мэй ведет его вдоль распахнутых дверей ресторанов, восседающих на верандах людей. Молча, общаясь только короткими переглядываниями. После замкнутого и давящего номера с мертвецами, улицы, забитые живыми, смеющимися, болтающими без умолку людьми, выгоняют из тела напряжение. Оказаться в четырех стенах кажется немыслимым. Лица смешиваются перед глазами, и Мэй, оказавшись возле музыкантов, расположившихся на тротуаре, ныряет в танцующую толпу. Кадзу напряженно оглядывается — такое место выглядит рискованно. Но Мэй подмигивает ему, подзывая к себе, и он решает, что в любом случае, если он будет рядом, так будет безопаснее. И спокойнее. Кадзу шагает к Мэй, оказываясь лицом к лицу. Несколько секунд они просто смотрят, пока окружающие двигаются в танце, Кадзу изучает ее лицо, молодое, красивое, открытое ему. Ладони горят от желания коснуться, и сердце начинает щемить в забытом трепете. А потом Мэй улыбается и закидывает руки ему на плечи.