— Скажи им, — он указал на пленных, — так будет со всеми урусутами!
— Невелика слава одолеть пораненного, — зло проронил один из русских воинов.
Ответ разозлил бека, глаза налились кровью:
— Ах ты, пёс неверный!
Пленник ответил по-татарски:
— Як тебе на службу не нанимался и в верности не клялся! Един у меня Господь. — Пленник вынул из-за пазухи медный крест. — Вот! С ним и умру!
Саттар-бек взмахнул саблей:
— Умри!
Большего пленнику сказать не пришлось. Лезвие разрезало гайтан. Нательный крест, выскользнув из руки, упал у его ног. Голова несчастного отделилась от тела, покатилась по траве, напоив её кровавым питием. Саттар-бек плюнул на труп, каблуком сапога вдавил крест в землю. На этом жестокое действо не закончилось. Безумие и жажда крови овладели беком. Сабля, повинуясь руке хозяина, продолжала рубить. Ещё четверых сгубило бездушное железо, пока очередь не дошла до Куницына. Десятник повалился на колени, обхватил мягкий сапог, запричитал, перемежая русские и татарские слова:
— Не губи, мурза! Век тебе служить буду! Яко пёс предан буду! Стопы стану лизать...
Саттар-бек вырвал ногу, пнул пленника в лицо.
— Овечий помёт, ты смеешь касаться моих сапог! Я убью тебя, жалкая овца! — Он замахнулся, но пожилой воин удержал:
— Оставь урусута. Такой будет служить верно. Отошлём его на Русь. Придёт время, и он нам ещё пригодится. И позаботься о грамоте, в которой урусут укажет, что согласен служить крымскому хану. Этим мы привяжем его крепче сторожевого пса.
Саттар-бек склонил голову, тихо произнёс:
— Повинуюсь, хан. Слово Девлет-Гирея для меня закон...
— Подымай воинов, бек, идём на Заразск.
Беда приближалась неотвратимо. Взирая на цветущую землю, не верилось, что в пору её пробуждения и рождения нового, в пору созидания, в пору пахоты и сева пришла злодейка на русскую землю и надо браться за оружие. Не верилось, но было так. Лазутчики доносили, что татарский загон близко, но и без того с башен кремля были видны дальние дымы, сполохи пожаров озаряли вечернее небо: горели веси, дальние слободки, горела многострадальная русская земля, сотрясалась под копытами степной конницы, и беду эту должна была предотвратить порубежная рать, собранная под рукой воеводы Хворостинина. Город под присмотром князя Дмитрия спешно готовился к встрече неприятеля. На посаде поменяли ветхое остье в частоколе, разобрали мосты, накрепко заперли и подпёрли тяжёлыми брёвнами ворота. Входы в кремль оставили открытыми, на случай если не удастся отстоять посад, а уж коли случится беда, поднимутся на цепях мостки, опустятся чугунные решётки — герсы, затворятся окованные железом ворота, схоронит крепость за своими стенами защитников, как приняла уже жён, детей и стариков. Ныне же надеялись отстоять весь город. Уже расселись воронами по стенам опричники в чёрных кафтанах и шапках-колпаках, перемешались с городской сторожей и стрельцами. Оборужились и жители заразские: кто сабелькой, кто копьецом, взяли в руки топоры, рогатины, ослопы. У кого было, вздели на себя побитые ржой кольчуги, дедовы шеломы, полезли на стены. С ними увязались многие жёнки да отроки малые: еды, воды принести, рану перевязать, затушить огненную татарскую стрелу, а то и сбросить камень на ненавистную басурманскую голову. Изготовились, врага ожидаючи. Крымчаки ещё не подошли, а из бойниц уже глядели карающим оком тюфяки, пищали и ручницы. Притаились на стенах лучники и самострельщики. Хворостинин самолично обошёл посад и кремль, всё осмотрел, всё проверил. Убедился — премного придётся потрудиться врагу, чтобы взять город. Встанут на его пути надолбы да рогатки, рвы да валы, частокол да каменные кремлёвские стены, но самое главное — заступят ему дорогу сильные духом русские люди. На них и полагался молодой воевода. На таких вот, как соратник Фёдор Львов да посыльный казак Дороня Безухий, что стояли с ним на Караульной башне. Внимательно всматривался князь сквозь узкий проём бойницы вдаль, туда, откуда должен появиться татарский загон. Все помыслы о предстоящей битве. Ныне ему пригодится весь опыт, обретённый на государевой ратной службе, и не только свой. С детства интересовался маленький Митя подвигами предков, многое поведал ему отец о великих воинах Руси: о могучих богатырях Василии Буслаеве, Александре Пересвете, Евпатии Коловрате, о славных полководцах, князьях Святославе Игоревиче, Александре Невском, тёзке Дмитрии Донском. Знал и о князе Владимире Святославиче, первом, кто озаботился о рубежах Руси и стал ставить грады и заставы по Десне, Остеру, Трубежу, Суле и Стругне, кои преградили путь номадам из Дикого поля. Было чему поучиться и у воевод недавнего времени: Даниила Щени, что разбил литовцев у Ведрошей и вернул Руси отторгнутый Великим княжеством Литовским древний город Смоленск; у Семёна Ивановича Микулинского, что покинул грешную землю десяток лет назад. Умелый воевода проявил себя в войне с ливонцами и при взятии Казани. Был он и воеводой града Николы Заразского. Отсюда водил своих воинов против хана Сагиб-Гирея и царевича Имина. В тот год крымчаки подступили с великой силой — тьмотысячно: с ногаями, турками и огненным боем, но устояла рать порубежная... Не раз приходили татары к стенам Заразска. Были тут и свирепый Ахмат-Гирей, и Сафа, и царевич Ислам, но всякий раз отступали. Премного надеялся Дмитрий, что отступят и в этот раз. Не зря же годами учились воевать с татарами и бить их, не зря же создавали Засечную черту и ставили острожки и крепости, не зря денно и нощно такие воеводы, как мудрый князь Михаил Иванович Воротынский, радели и налаживали на ней службу. Хворостинин надеялся, что не зря.