— Явились, душегубцы, — зоркое око казака первым углядело неприятеля. Дороне почему-то подумалось о Карамане:
«Небось скачет мой спаситель с остальными, чтобы резать русских людей, или нет?»
— За что Руси наказания?! В прошлом годе голод, в этом моровая язва, а тут ещё эти — пёсьи дети. — Львов повёл плечами, будто разминался перед кулачным боем.
На храмовой колокольне Николы Заразского ударили в сполох.
Хворостинин надел шлем-ерихонку, поправил наборный пояс, сверкнули в свете закатного солнца металлические пластины на доспехе-бахтереце.
— Кому мир не дорог, тот нам и ворог. Изопьём, браты, с татарами смертную чашу!
Неприятельское войско широкой волной надвигалось на город с напольной стороны. Широко раскинув крылья, налетал степной орёл на добычу. Татары надеялись взять посад с ходу, как до того острожек, но напоролись на закрытые ворота и готовых к отпору защитников Заразска. Не знал Девлет-Гирей, что провалилась затея благодаря Дороне и его сотоварищам. Попытка спешиться и выбить русских из-за частокола не удалась, мёртвые тела крымчаков усеяли берму. Озлобленные неудачей степняки отошли. Вернулись на конях, стали обстреливать осаждённых из луков. Смертоносные стаи полетели на город. Вот уже захрипел и упал у бойницы раненный стрелой в горло шепелявый Игнат. Город терял своих защитников, но не отвечал, татары подъезжали всё ближе. На посаде от огненных стрел загорелись избы, чёрные кудери дымов потянулись к небу. Дети и бабы кинулись тушить пожары.
— Ударить бы по басурманам, — предложил Львов, сгорая от нетерпения поскорее вступить в схватку с противником.
— Пожди, пускай ближе подойдут. Стрелы татарские бьют дальше, чем наши пищали, да и их у нас немного, а если...
Договорить Хворостинин не успел, Дороня толкнул в окольчуженное плечо. Князь отшатнулся. Оперённая гостья воткнулась в бревенчатую стену сторожевой башенки посада в том месте, где только что находилась голова князя.
— Этак не дождёмся, перебьют всех. — Львов шагнул к стене, обломал древко татарской стрелы.
— Дождёмся. — Лицо князя побледнело, голос оставался спокойным, Дороне отмолвил. — Чуть с ног не сбил. Силён казак. Отныне я дважды должник твой: за весть и за спасение. Коли в живых останемся, отплачу. — Поглядел на Львова, добавил: — Пора, Фёдор, начинай.
Львов подал знак. Гром прокатился вдоль деревянных стен посада, губительный смерч смел татарских конников, отбросил от города. Крымчаки отошли со многими потерями. Недалеко. Встали станом окрест, разожгли костры. Огни хищно взирали на город из тьмы.
Львов, бросив полный ненависти взор в сторону вражеского стана, произнёс:
— Утром сызнова полезут. Продержаться бы, глядишь, и помощь подоспеет: Воротынский ли из Серпухова, Булгаков с Голицыным из Тулы, иль Трубецкой с Телятевским, а может, и сам государь с полками пожалует.