Получив хорошее предзнаменование, я воспрял духом и спокойно слез вниз, по раскидистым веткам, тенистого дерева. Возле узловатых корней которого, лежали мои ушастые други и выжидательно глазели на меня. Вернее сказать, Семаргл лежал на ковре из рыжей хвои и добродушно повиливал, своим неутомимым хвостом, а поверх его длинной и густой шерсти загривка, разлёгся привередливый Питин.
Беспардонный кот, заглянул мне в глаза и нетерпеливо профырчал: «Теперь фсё?». На что в ответ, утвердительно закивав головой, я радостно ответил: «Велес принял дары, теперь поспешим домой! Пойдём напрямки, сперва как обычно, вдоль Перунова дуба, а вот далее, минуя кружную дорогу, двинемся по торне, через средний холм. Поёлику в сей час, меня Глая Монионовна, за важной заботой, в горнице дожидается».
По пути домой, мне вспомнилась Вторая быль, рассказанная дедом Мирославом, о моём прадеде Ратиборе и его побратиме Микуле. Из которой, мне доподлинно известно, что они оба, выходцы из Древнего рода Рысичей, который почитает Даарийскую богиню Тару и прибыли в Тмутараканьский каганат, на державную службу из престольного Красного Яра, со священных берегов Гилисси, олицетворяющей просторы Туранского Ханства.
По прибытии в Тмутаракань, на место службы, крепким и видным молодцам, исполнилось по двадцать четыре лета, что подразумевало наступление полной, возрастной самостоятельности. Посему Сколотский князь Борислав, охотно взял парубков, в своё державное войско и двинулся пограничным ходом, в отдалённые земли. Которые раскинулись за морями, на юго-западе от нашей Азиатской Родины, а в прошлые времена, были вотчинами Великой Тартарии.
На чайках лёгких, поплыли они, вдоль берега Рысьего моря, которое эллины именуют Эвксинским, а некоторые Тартарские рода – Чёрным и минув скифскую Тавриду, подошли к устью реки Истр. В верховьях которой, проплыв земли Даков и Фракийцев, они оставили лодки. После чего, пешим переходом, дружины вышли к берегам Срединного моря и одолжив ладьи Мезийских родовичей, пересекли его, в южном направлении.
Благополучно вступив на берега, нашей разграбленной Варварейской вотчины, которую теперь, многие народы называют Айфиопией, дружины отправились в жаркие земли, родовичей Кметов, но минуя оные, двинулись ещё дальше, желая достичь богатых земель Офира. Как они в том походе, своих немногочисленных коней сохранили, я до сих пор не ведаю?! Однако сберегли, а на обратном пути, помогли гостеприимным Мезам, от Ромейских менял и ростовщиков, закабалявших жителей в прибрежных городах, избавиться.
Долгие лета, воевал князь с Ромейскими захватчиками, помогая дружественным странам, а с приходом седьмой лели, при богатой добыче, вместе с поредевшими дружинами, вернулся в родные пенаты. Воротились по домам, возмужавшие и ставшие побратимами, земляки Туранские, да не одни!
Вместе с ними, верхом на белом и тонконогом коне, по Тмутаракани гарцевала, чужеземная дива! Варварейские предки которой, во времена Карфагенского могущества, сроднились с Сабейским племенем Халдеев и взаимно разбогатели, на разработке и продаже золота и алмазов. После чего, в согласно Славяно-Арийского Права, проистекающего из кровного родства Варварейцев с домом Тутмосов, в царстве Та-Кмет, во времена правления царицы Хатшепсут, на берегах Тростникового моря, в приграничных землях Офира, они создали Государство Пунт.
Необычная гостья, приехала во Греко-Славские земли из Офирского царства, по приглашению бера Ратибора, сопровождая в почётной страже, вельми разбогатевшего Сколотского князя. Жители во граде, изумлённо шептались, разглядывая заморскую красавицу и одобрительно ахали, а Тартарские дружинники, при нечаянной встрече, приветственно восклицали: «Слава Родам Наша, долгие лета!». Поскольку осанистая Гелика, не была мирянкой, а Пурпурной всадницей, облачённой в заморские латы, при коротком мече!
Во время галопа, волосы прекрасной наездницы, развивались иссиня-чёрным вихрем, а необычные тёмно-синие глаза, излучали умудрённую твёрдость и спокойствие. Посему по надобности, Микула обращался к девушке почтительно, называя «сестрицей Геликой», а Мирослав, как принято у наречённых, нежно величал «Глаюшкой синеокой».